Луи поднялся по лестнице и постучал в окошко кассы.
– Полиция, – сказал он кассиру, показав старое удостоверение. – Мне срочно нужно видеть дежурного по станции, все равно кого.
Юноша смущенно оглядел мокрую одежду Луи, но трехцветная полоса на визитке произвела впечатление. Он открыл стеклянную дверь и впустил Луи внутрь.
– Внизу беспорядки? – спросил он.
– Нет. Вы знаете, когда начали клеить стихи в метро? Это очень важно.
– Стихи?
– Да, в вагонах. «Многоцветие рифмы».
– Ах это…
Юноша наморщил лоб:
– Думаю, уже год или два. Но в чем…
– Речь идет об убийстве. Мне срочно нужно узнать, была ли там одна поэма. Я хочу знать, была ли она вывешена, и если да, то когда. Расклейщики должны знать. У вас есть их телефон?
– Вот здесь. – Юноша открыл металлический шкафчик и вынул ветхую папку.
Луи уселся перед закрытым окошком и стал листать.
– Но сейчас уже никого нет, – робко вмешался юноша.
– Я знаю, – нетерпеливо отмахнулся Луи.
– Если это так срочно…
Луи повернулся к нему:
– Вы можете мне помочь?
– В общем… ну… я могу позвонить Ивану. Это расклейщик афиш. Он их наизусть знает. Может быть, хотя…
– Хорошо, – сказал Луи, – звоните Ивану.
Юноша набрал номер:
– Иван? Это Ги, возьми эту чертову трубку, у меня срочное дело, я звоню со станции!
Ги виновато глянул на Луи, но тут на том конце взяли трубку.
– Иван, у нас тут срочное дело. Насчет одной афиши.
Луи взял трубку.
– Какие именно стихи? – спросил Иван. – Я наверняка помню.
– Вам прочесть?
– Да, так будет лучше.
Теперь Луи смущенно посмотрел на кассира. Он сосредоточился, вспоминая четверостишие, которое накануне читал Луазелю.
– Сейчас, – сказал он в трубку, – вы слушаете? – Да.
Луи набрал воздуха в грудь.
– Во мраке, вдов и безутешен, я бреду, князь Аквитании, чьей Башни больше нет… Вот. Автор некий Жерар де Нерваль, а называется она «El Desdichado». Дальше я не знаю.
– Можете повторить?
Луи повторил.
– Да, – сказал Иван, – такие стихи были, я точно помню.
– Прекрасно, – сказал Луи, сжимая трубку. – Вы не помните, когда именно они были вывешены?
– Кажется, перед самым Рождеством, я тогда еще подумал, что для Рождества они мрачноваты.
– Это точно.
– Но потом они висели много недель. Надо узнать в офисе.
Луи горячо поблагодарил расклейщика афиш. Потом тщетно попытался дозвониться Луазелю.
– Нет, ничего передавать не нужно, я перезвоню, – сказал он дежурному.
Он пожал руку юному Ги и через десять минут уже стучался в дверь Гнилой лачуги. Двери были на засове, никто ему не ответил. Он поставил сумку у дверей и обошел дом вокруг. С другой стороны в большой сад выходили три высоких окна. Марк называл сад «корчевьем», в отличие от «пустоши», потому что травы в нем было мало, а Матиас посадил там три куста картошки. Луи постучал в закрытые ставни и выкрикнул свое имя, чтобы не напугать сторожей Клемана.
– Открываю, – отозвался Вандузлер-старший.
Он встретил Луи в бутылкой вина в руке.
– Здорово, Немец. Мы втроем играем в «четыреста двадцать один».
– Втроем с кем?
– Я, Марта и ее парень.
Луи вошел и увидел Клемана верхом на деревянной скамье, рядом сидела Марта. На столе стояли стаканы и лежали листы бумаги, на которых записывали очки.
– А где остальные? – спросил Луи.
– Евангелисты? Ушли прогуляться.
– Что, все вместе?
– Ничего не знаю, меня это не касается. Играть будешь?
– Нет, выпью кофе, если остался.
– Угощайся, – предложил крестный, снова усаживаясь за игру. – Там в кофейнике, возьми сам.
– Вандуз, – сказал Луи, наливая себе кофе, – вполне вероятно, что Секатор был вторым насильником.
– Чик, – прошептал Клеман.
– И возможно, ему и Русле за это заплатили. Третий соучастник, скорее всего, был заказчиком, он нам пока неизвестен. Он самый опасный. Возможно, это знакомый Секатора.
Вандузлер повернулся к Луи.
– А хуже всего то, что я сделал глупость, – сказал Луи. – Люсьен был прав.
– Вот как, – спокойно отозвался крестный.
– Но я не мог знать, что «El Desdichado» был вывешен в метро и RER в декабре.
– А это важно?
– Это все меняет. Убийца не искал стихи, он наткнулся на них.
– Ясно… – сказал Вандузлер, бросая кости на доску.
– Шестьсот шестьдесят пять, ни больше ни меньше, – сказала Марта.
– Шесть шесть пять, – пропел Клеман.
Луи взглянул на Мартину куклу. Было видно, что ему хорошо в этом доме. Луи его понимал. Кофе здесь был вкуснее, чем в любом другом месте, даже если он был холодный, как теперь. Этот кофе прекрасно успокаивал. Наверное, дело в воде, а может, в самом доме.
– Я пробовал связаться с Луазелем, – сказал он, – но его нет в комиссариате. Нигде нет.
– А зачем он тебе?
– Хочу убедить его установить слежку за улицами. Черт возьми, до завтрашнего вечера ничего сделать не удастся.
– Если тебя это утешит, евангелисты следят за улицами со вчерашнего дня. Сегодня вечером они все трое там. Святой Лука ест цыпленка по-баскски на улице Луны, Святой Марк и Святой Матфей жуют бутерброды на улице Солнца и Золотого Солнца.
Луи молча уставился на старого сыщика, который с улыбкой бросал кости, и на Марту, которая курила сигарку, мельком поглядывая на него. Он несколько раз взъерошил свои черные волосы, все еще мокрые от дождя.
– Три, три, – тихонько напел Клеман.
– Да это бунт на корабле! – заявил Луи, глотнув холодного кофе.
– Люсьен так и сказал, что ему это напоминает тысяча девятьсот семнадцатый год. Они будут ждать Секатора или старого скульптора. Но если, как ты говоришь, это кто-то третий, у них никаких шансов. Полиции придется навестить всех одиноких женщин на этих улицах, чтобы предупредить их. А потом устроить засаду.
– Почему мне ничего не сказали?
Вандузлер пожал плечами:
