Вероника помнила, как читала книжку и рассматривала себя в зеркало всю ночь напролет. Как купила первый косметический набор. Как училась наносить тушь слой за слоем. И ни разу, ни единого раза у Вероники не возник вопрос – а что, если мама не права? А что, если она, Вероника, вовсе не уродлива?
Петр уже открыл дверь, когда услышал за спиной сдержанные рыдания.
– Ты что? – спросил он Евгению, вернувшись и остановившись на пороге кухни. – Сильная женщина плачет у окна?
Евгения подняла голову, кутаясь в платье, пуговиц на котором уже не было.
– Вас это не касается, молодой человек, – холодно сказала она, подошла к столу, переступив через мусор, взяла в руки терку и принялась тереть морковку. – Вас больше ничего не касается. Я желаю вам всего доброго.
– Это официальное прощание? – спросил Петр.
Платье Евгении распахнулось, Евгения его запахнула, оно распахнулось опять.
– Я вижу, что вы заняты морковкой, – сказал Петр. – Так и до чеснока очередь дойдет.
– С вами уже попрощались.
– И снова здравствуйте.
Петр снял обувь, которую успел надеть, подошел к ней, снял платье и повесил его на плечики в прихожей.
– Тебе так будет удобнее, – сказал он, – кстати, доску надо положить параллельно краю стола, и три не с этой стороны, где мелкие острые края, как будто броню пробило шрапнелью, а там, где есть ряд аккуратных выемок, похожих на черепичную крышу. Ты трешь не оптимально, много морковки остается на зазубринах.
Он взял ее за плечо, крепко, надежно, уверенно, развернул терку нужной стороной. И Евгения вдруг почувствовала, что ей стало так спокойно и хорошо, что от этого даже расхотелось думать.
– Потом чеснок, – сказал Петр. – За чесноком дорежешь мясо. Потом возьмешь щепотку...
Очарование вмиг исчезло.
– Ты готов остаться, только если ты главный, – сказала Евгения. – Чтобы все было по-твоему. Ты тиран, сатрап, угнетатель и эксплуататор.
– Чего я только о себе сегодня не услышал, – сказал Петр. – Почти все правда.
Она стояла перед ним в одном белье и помахивала теркой.
– Это безнадежно, – сказал Петр.
– Да, я уже знаю, – согласилась Евгения. – Не понимаю, почему ты вернулся от порога.
– Ты начала плакать.
– Это тебя правда не касается.
Он пожал плечами и вышел. Она больше не плакала. Он больше не возвращался.
«Мой младший брат отправил родственникам посылку, – читала Ира блог, – в посылке был шоколадно-вафельный торт, две шоколадки и коробка с печеньем. На почте все это упаковали в коробку, напихав в коробку пенопластовых палочек. Потому что не было на почте подходящей коробки. Либо слишком большие, либо слишком маленькие. Поэтому все пространство, не занятое сладостями, и набили палочками. И родственники, представьте себе, все съели. Пять человек. Радостно собрались вокруг коробки и жевали. Ели, пока не добрались до торта. Говорят, решили, что им прислали коробочку кукурузных палочек. Но все живы, ни один кролик, короче, не пострадал».
Ира рассмеялась так громко, что на нее начали оборачиваться. Тогда она закрыла рот рукой и принялась читать дальше.
«Когда идет дождь, – писала Стекл_offa, – в спортивном клубе «Планета фитнес» принято при входе надевать на обувь синие бахилы, такие точно, как в аэропортах выдают, когда через рамку проходишь, а обувь проезжает в ящичке через рентген-аппарат. Еще такие бахилы выдают на станциях переливания крови. Так вот. Надеваю сегодня в фитнес-клубе бахилы. И забываю их на выходе снять. Так и иду по улице. Ребенок рядом скачет. И хоть бы намекнул! Нет, ни я, ни малыш ничего не замечаем. Зато замечают окружающие. И смотрят. Пристально так. То на мои ноги, то на меня. Пока на мои ноги смотрели только мужчины, я не нервничала. Но когда начали и тетки внимательно меня разглядывать, у меня появилось подозрение – что-то не так, ведь тетки мною никогда раньше не интересовались. Увидела наконец бахилы, сняла, выбросила, и теперь гадаю, что же они обо мне думали».
– Смешно, – сказала сама себе Ира, – но где же обещанный пост про Александра?
Она принялась читать дальше.
«Моему сыну шесть. Сегодня на детской площадке он долго уговаривал хорошенькую девочку с кудряшками скатываться с ним с горки в обнимку. Сначала девочка отнекивалась и кокетничала, потом согласилась, и они некоторое время вместе скатывались, визжа и смеясь. Дальше моему сыну с ней скатываться надоело, хотя девочка только вошла во вкус. А сын уже захотел идти на море, помахал ей ручкой, развернулся и ушел».
– Прямо маленькая драма, – подумала Ира и снова отправилась к кофейному автомату.
Они шли по торговому центру. Лампу Марина положила в сумочку. Справа от них был бутик с бельем, и Марина притормозила.
– Дорогая, не отвлекайся, – сказал Дима, – наша задача – пройти торговый центр и найти то место, где могло быть совершено преступление.
Прямо перед глазами Марины на белых зажимах висели стринги с бабочкой на пояснице.
– Минутку, – сказала она. – Я верю, что хороший шопинг положительно повлияет на мою способность соображать.
Бабочка была с капроновыми крылышками, с глазами из красных стразов, воздушная и забавная. Марина вошла в бутик.
– Давай проверим примерочные кабинки, – сказала Марина. – Представь, что Ульяна, к примеру, хотела померить лифчик, зашла в примерочную...
К Марине подошла консультант, широко улыбаясь. На ее лице было написано хорошо скрытое недоумение. И правда, зачем покупать новое белье, если через месяц рожать и все размеры снова изменятся.
– Мы живем один раз, – сказала Марина, – и жизнь эту надо прожить красиво. Вы меня понимаете?
Она взяла вишневый кружевной лифчик, украшенный впереди одним большим белым стразом, и пошла к примерочной. Дима вошел за ней.
– Ну, свети, – сказала Марина.
Ультрафиолетовый свет проник в самые укромные места примерочной. Осветил складки тяжелой портьеры, пол с ковровым покрытием, зеркало, пуфик. Никаких следов крови.
– Тут много примерочных, – сказала Марина. – Отсутствие или наличие крови ни о чем не говорит. У кого-то могла кровь носом пойти. А мы решим, что это следы преступления.
– Свежая кровь отличается в ультрафиолете от застарелой, – не согласился с ней Дима, – тем более что наличие крови может указать след.
Они вышли. Лифчик Марина примерять не стала, но стринги купила.
– В самом факте двойного убийства «под копирку» есть что-то странное, нездоровое, подозрительное, – продолжила Марина. – Обычно убивают за что-то. Или для чего-то. Чтобы что-то скрыть, потому что кого-то ненавидят. Хорошо, Даша Цукерман ненавидела Киру. Кира продавала таблетки. Но зачем убивать Ульяну?
