Сергей Витальевич подбежал к двери, прыгая через три ступеньки, и попытался откатить ее в сторону. Дверь не поддалась. С обратной стороны послышался булькающий смех.
– Неужели вы думаете, – глухо сказал маньяк, голос которого директор отлично знал, – что подложить монетку под направляющее колесико труднее, чем забить в замок пару спичек?
Директор положил ладони на холодную металлическую поверхность. С другой стороны слышалось сосредоточенное шуршание.
– Когда вы поняли, Сергей Витальевич, что это я? – глумливо спросил маньяк.
– Когда увидел у Светы в номере книгу про дерево-каннибала, выпускающее усики, – ответил директор, пытаясь сообразить, что задумал его подчиненный.
Маньяк снова довольно забулькал, услышав эту информацию, а потом принялся шуршать с удвоенной силой.
– Кроме того, ты принимал участие в строительстве здания. Я вспомнил и об этом, – добавил Сергей Витальевич.
Шуршание стихло. Послышалось шипение.
– Я тебя все равно поймаю. Можешь не шуршать и не шипеть, – сказал директор, прислушиваясь к звукам из-за двери. Из подвала тянуло холодом. Спина Сергея Витальевича покрылась мурашками.
Шипение слышалось все громче. Оно перемещалось по периметру двери.
– Это будет затруднительно, – сказал маньяк. – Скоро я залью герметиком все щели, и вы задохнетесь. Вернее, сначала задохнется Булкина.
Фамилию Светы он произнес с явной злобой.
– Вы, Сергей Витальевич, даже не представляете, – сказал маньяк, продолжая заливать щели, – какая это противная, навязчивая, упрямая и пронырливая особа! Она мне чуть все не испортила. Но зато теперь я решу все проблемы – и от девушки избавлюсь, и от вас. Признаюсь, пару раз вы меня чуть было не накрыли, я висел на волоске. Но все это не идет ни в какое сравнение с массированной атакой, которую предприняла Булкина, мать ее! Надеюсь, она будет умирать долго и мучительно.
Голос маньяка звучал все глуше и глуше. Шипение прекратилось. Подвал оказался герметично закупорен.
– Ева, где эти несчастные ученые?! – воскликнул полковник, оглядываясь по сторонам. – Я их опять не вижу!
Ершова обернулась. На полянке никого не было. Игорешу и подельника связали и посадили в один из «УАЗов». Журналисты расселись по своим автомобилям, намереваясь ехать в санаторий. Наряд милиции должен был прибыть с минуты на минуту. Под деревьями одиноко валялись исковерканные останки огромного черного внедорожника, все во вмятинах от пуль и копоти. Больше никого и ничего там не было.
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – А где агрегат? У них? Может, они сели к кому-нибудь из журналистов?
Рязанцев и Ева опросили всех представителей СМИ и заглянули в каждый автомобиль, но никаких следов Нелли и Алины не обнаружили.
– Еще и Маркс пропал, – проговорил Владимир Евгеньевич, – хотя лично о его судьбе я волноваться не намерен. Этот гусь в огне не утонет и в воде не сгорит. А вот отсутствие Пузько, Околеловой и агрегата мне очень не нравится. Мы их только-только нашли! И вот опять! Ты бы знала, дорогая, как они мне за последние сутки надоели, эти научные работники со своей бесценной техникой!
– А кто это там, у пенька? – вдруг спросила Ева, присматриваясь.
– Где? А! Точно!
На песочке, поджав под себя ноги, сладко посапывал Околелов.
– Он все время был рядом с женой, я видела! Наверняка что-то знает, – воскликнула Ершова.
Владимир Евгеньевич решительно потряс супруга Нелли, от которого отчаянно несло коньяком, за плечо. Муж Околеловой сладко зевнул и приоткрыл глаза.
– Где ваша жена? – громко и четко спросил полковник.
– Поехала в больницу к Энгельсу, – вполне осмысленно ответил супруг Нелли, пытаясь устроиться на песке поудобнее. – Агрегат на починку повезли, наверное.
– Так Кулибина же… – начала было Ева, но хозяин агентства ритуальных услуг только рассмеялся.
– Кулибина? Ха-ха! Вы думаете, Лилия Степановна хоть раз в жизни держала в руках паяльник?
– Логично, – кивнула Ева, глядя на полковника, – профессор, наверное, разрабатывала схемы, а паял кто-то из сотрудников мужского пола. Это естественно. Мы знаем, что вы к ней критически настроены.
Околелов рассмеялся еще громче.
– Да она вообще не знает, как этот аппарат устроен, – продолжал смеяться супруг Нелли. – Вы разве не знаете, что профессор сильна только в эксплуатации…ик!.. подчиненных? Что у нее никто даже кандидатской не защитил, так как она боится конкуренции? Что у нее мания величия? Что она регулярно унижает своих сотрудников, будучи уверенной в собственной безнаказанности?
– Ну, гении иногда бывают со странностями, – пробормотал Рязанцев.
– А вы задайте ей какой-нибудь хитрый вопрос о технологии, которую она якобы разработала, – сказал Околелов, прищурившись. Он не делал никаких попыток встать. Напротив, супруг Нелли норовил пристроиться около пня поуютнее.
В этот момент к полянке подъехали две милицейские машины, и Рязанцев с Евой пошли встречать коллег из смежного ведомства.
– Ну что, – сказал полковник невесте, – будем считать, что все прошло успешно – ученые живы, бандиты схвачены, агрегат, вероятнее всего, находится в безопасности. Хотя я, разумеется, никогда не позволил бы тащить устройство к Энгельсу в больницу. Агрегат должен быть у Кулибиной, раз уж она его создательница!
– Так не веришь всему тому, что сказал о Лилии Степановне супруг лаборантки? – спросила Ершова.
– Нет, конечно, – рассмеялся полковник. – Я думаю, что это просто зависть из-за того, что все члены кафедры внесли тот или иной вклад в создание технологии, но только один человек – руководитель проекта – получит основные дивиденды. Это естественно. В таких ситуациях, насколько я понимаю, кто-нибудь всегда остается недовольным.
Они подошли к милиционерам. Стражи порядка стояли на полянке и с интересом разглядывали радиатор «Хаммера», висевший на ветвях сосны.
– Круто, – сказал молоденький капитан, – а колеса где?
– Наверное, улетели в далекие края, – сказал старший лейтенант, очень высокий и толстый.
Все засмеялись.
Директор спускался вниз по лестнице в кромешной тьме, держась рукой за стену.
– Света! – закричал он. – Где ты?
Тишина. Ответа не было.
Директор спустился еще ниже, повернул и снова принялся спускаться. Лестница шла зигзагом, углубляясь вниз.
– Света, отзовись! – крикнул директор еще раз.
Звук его голоса словно угас в толстых стенах. Никто не ответил.
Директор повернул в третий раз. Ступеньки продолжались и продолжались. Лестница казалась бесконечной.
Он шел и шел вниз. Внезапно его рука коснулась края косяка, после чего стена повернула под прямым углом.
