— Ну тогда возьмите вот карандаш, — блондинка
протягивала небольшой цилиндрик в красно-черной упаковке, — смажете им
вокруг вентиляционных отверстий, туда ваш кот не достанет.
Надежда подумала, что для ее кота Бейсика нет никаких
преград, но перед ней встало рассерженное лицо невестки, когда она увидит на
своей чистенькой кухне противных муравьев.
Надежда воочию услышала все слова, которые скажет невестка,
и согласилась на карандаш.
Пришлось лазать по верхотуре и смазывать отверстия. В
результате Надежда чуть не свалилась с табуретки, а карандаш закатился под
ванну. Надежда решила там его и оставить. Время поджимало, тетка, небось, там
уже высматривает в окно Надежду, а она еще из дома не вышла.
В лифте ее осенило, что сначала следует ехать в больницу,
поскольку тетка не отпустит без чаепития, а это дело долгое. К тому же тетка
обязательно заметит портфель, и тогда придется ей все объяснять, а вот уж этого
Надежда очень не хотела.
* * *
Итак, через некоторое время она оказалась в маршрутке с тем
же номером, что и вчера, и даже водитель был чем-то похож на вчерашнего.
— Остановите у больницы! — громко крикнула Надежда
Николаевна.
Может быть, даже слишком громко, потому что сидевшая рядом с
ней худенькая бледная девушка вздрогнула, но маршрутка была изнутри оклеена
грозными плакатами: «Говори громче — водитель глухой», «Тише говоришь — дальше
проезжаешь», «Входи тихо, плати быстро, кричи громко». Водитель затормозил, и
Надежда пробралась к выходу, покосившись на еще один предупреждающий плакат:
«Место для удара головой». Этот плакат, и сама маршрутка, вызвали у нее не
самые приятные воспоминания о вчерашней аварии.
В справочном окне больницы виднелась обрюзгшая тетка с
выкрашенными в огненный цвет густыми, как пакля, волосами. Тетка громко
разговаривала с кем-то по телефону.
— А стул? — спрашивала она озабоченным
тоном. — Не жидкий? То есть как это не знаешь?
Вообще нет? Ну ты даешь! А аппетит? Не ест?
Ничего не ест? Что, даже «китикет»? Как, даже «вискас»?
Надежда негромко кашлянула, чтобы ненавязчиво напомнить о
своем существовании. Тетка неприязненно стрельнула в нее глазами, прикрыла
трубку рукой и прошипела:
— Подождите! Видите — я разговариваю!
— Это я не тебе! — проговорила она в трубку. —
Да есть тут некоторые, которым очень не терпится! А фарш сырой пробовали
давать?
Как, даже фарш не ест? А филе тресковое? Ну, тогда уж точно
надо ветеринара вызывать!
Если тресковое филе не ест, это уж ни в какие ворота!
Выслушав ответ, тетка многословно распрощалась со своей
собеседницей, повесила трубку и наконец повернулась к Надежде.
— Ну?
Поскольку Надежда Николаевна несколько замешкалась, тетка
повысила голос и весьма ядовито проговорила:
— То так спешим, а то так слова сказать не можем!
— Отчего же! Я хотела спросить о мужчине, которого
привезли вчера около четырех часов после аварии.
— Фамилия! — рявкнула медсестра.
— Не знаю, — Надежда пожала плечами.
— А чего тогда интересуетесь?
— А вам-то какое дело? — не выдержала
Надежда. — Вы обязаны справку дать!
— Обязана… — проворчала тетка, но тем не менее полезла
в толстый журнал. — Утра или вечера?
— Что? — переспросила Надежда.
— Поступил в четыре утра или в четыре вечера?
— Вечера, конечно.., какие же маршрутки в четыре утра?
— На пенсию пора, — вполголоса пробормотала тетка,
листая журнал, — а все мужчинами интересуются!
— Это вы о ком? — ледяным голосом поинтересовалась
Надежда.
— Не о вас, — тетка поняла, что переборщила, и
поджала хвост. — Вот он, — она нашла наконец нужную запись, —
больной Кулик, вторая хирургия, седьмая палата.., только сейчас к нему нельзя.
Состояние средней тяжести, постоянного пропуска к нему нету, так что приходите
после четырех… А сейчас все равно не пустят.
— Я вещи его принесла, — Надежда Николаевна
приподняла пакет с надписью «Севзапмолоко», в котором скрывался от посторонних
глаз вишневый кейс Кулика. Кстати, Надежда подумала, что пострадавшему
пассажиру удивительно подходит эта пернатая фамилия. Он был такой хрупкий и
нездоровый…
— Вещи отдайте на склад, — равнодушно проворчала
тетка, снова берясь за телефон.
Обращаться к ней за дополнительными уточнениями было
небезопасно, поэтому Надежда спросила о местоположении склада пробегавшего мимо
бородатого мужчину в зеленом халате.
— В подвале, — ответил тот, махнув рукой вперед по
коридору, и исчез в облаке пыли, как гоночный мотоцикл.
Надежда пошла в указанном направлении.
Больничный коридор произвел на нее гнетущее впечатление:
освещенный ярким голубоватым светом люминесцентных ламп, он выглядел особенно
бедно и запущенно, каждая дырка на допотопном линолеуме бросалась в глаза.
Навстречу попадались подозрительные личности со следами свежих травм и ушибов,
заросшие трехдневной щетиной и облаченные в драные пижамы с черными больничными
печатями. Причину такого внешнего вида пациентов она поняла, увидев на одной из
дверей надпись: «Травматология».
Видимо, сюда привозили по «скорой» пострадавших в пьяных
драках и других подобных происшествиях.
Наконец, когда Надежда подумывала, не повернуть ли назад,
она увидела многообещающую табличку: «Склад. Оздоровительный центр Березка».
Сочетание было какое-то странное, но Надежда продолжила
движение в прежнем направлении. Вскоре она увидела дверь, на которой
залихватской славянской вязью было выведено: «Березка. Сауна, бассейн,
расслабляющий массаж».
Ниже, уже без завитушек, было приписано:
«Склад. Без документов не приходить».
«Интересно, что имеется в виду под расслабляющим массажем?»
— подумала Надежда Николаевна, толкнув дверь.
Она оказалась в просторном холле, выложенном дорогой
полированной плиткой и уставленном низкими кожаными диванами. После рваного
линолеума, которым были покрыты полы в больничном коридоре, эта роскошь
выглядела как-то неубедительно. Одна из дверей, выходивших в холл, открылась,
из нее вышел огромный, как платяной шкаф, мужчина с выбритой наголо головой. С
двух сторон его поддерживали две пухленькие девушки в коротких белых халатах,
на фоне этого «шкафа» казавшиеся особенно маленькими.
«Массажистки», догадалась Надежда.
Одна из девиц окликнула ее:
— Женщина, а вы куда? Вы же видите — здесь коммерческий
оздоровительный центр!
