Лицо секретарши покрылось красными пятнами. Виктор налил еще один стакан прозрачной жидкости и протянул его бухгалтерше.
– Зинаида Валериевна, – сказал он, – попейте водички.
– Я не хочу, – отстранилась Дрыгайло.
– Пейте, – повторил Виктор. – Мы отсюда долго не выйдем. Во всяком случае, пока не убьют всех крыс.
Коршунов повернулся и посмотрел на Софью. Она была божественно красива.
– То есть никогда, – спокойно сказала Сонечка.
– Ты не просто прекрасна, но еще и умна, – засмеялся Коршунов. – Да, скорее всего, мы отсюда больше никогда не выйдем.
Услышав эти слова, Зинаида Валериевна отчаянно завыла.
Мозгоед ворочался в ухе Евы, изо всех сил прорываясь вперед. Голова девушки была словно в огне, где-то внутри черепа стреляло болью. Озверевшее от ярости насекомое кусалось острыми челюстями. Из уха девушки закапала кровь.
– Мерзкая букашка! – орала Ершова, прыгая на одной ножке и изо всех сил мотая головой в попытках вытрясти муравья – так выливают из уха воду.
Тот вцепился в ее плоть всеми оставшимися конечностями, но не поддавался. Прокусив кожу уха, мозгоед напился крови. Ему стало легче. Правда, до мозга было еще далеко, и он не знал, хватит ли ему сил прогрызть оболочки.
Если бы он был здоров, никакой проблемы не было бы. Мутант уже купался бы в сером упругом веществе, наслаждаясь его вкусом и испытывая приятные ощущения. Но жертва оторвала ему задние лапки, создав большие проблемы. Муравей не мог понять, почему она сопротивляется. Ведь после того как мозг подвергнется обработке, человеку становится легко и приятно. Его больше не мучают моральные проблемы и загадки мироздания.
– Пошел вон! – кричала Ершова, не оставляя попыток вытащить мозгоеда.
Кровь лилась все обильнее.
– Пойдемте, – строго сказал Утюгов Марине Яковлевне, – я уже отдал приказ уничтожить грызунов, а тем временем мы продолжим беседу в моем кабинете.
Инспекторша, приняв твердое решение бежать из НИИ, как только представится возможность, встала с преувеличенной готовностью.
– Конечно, – кротко сказала она.
Профессор вышел из кабинета, бросив быстрый взгляд на Марину. Амбалы у входа приосанились. Один из них распахнул перед профессором дверь, но тут же с глухим криком захлопнул ее.
– Они там! – воскликнул охранник.
Молодой человек ничего не боялся. Мозгоед, в свое время выжравший весь талант блестящего порядочного ученого, съел у него заодно и чувство страха.
– Крысы? – спросил Утюгов.
– Да, – кивнул охранник, доставая пистолет.
Марина задрожала не столько от ужаса, сколько от возбуждения.
«Я буду пятой колонной, – подумала она про себя, – и если у меня появится возможность помочь крысам одолеть Утюгова, я сделаю это».
Пистолет охранника щелкнул предохранителем.
– Стреляй в голову, они очень живучие, – приказал профессор.
Амбалы подняли пистолеты и синхронно ударили ногами в двери, те с глухим стуком распахнулись. Один из мужчин присел на колено, второй стремительно водил оружием из стороны в сторону.
– Пусто, – удивленно сказал один из охранников.
– Они ушли, – подтвердил второй, озирая пустой коридор.
Утюгов потянул носом воздух. Его злые старческие глазки сверкнули.
– Эти существа умнее нас, – тихо сказала инспекторша. Глаз на усике выглянул из ее прически. Он был явно встревожен.
Директор взглянул на нее с презрением.
– Пойдемте, – сказал он наконец, – это всего лишь крысы. И их всего лишь нужно убить.
Валентин Эмильевич, Марина и двое амбалов вышли в коридор, в котором было обманчиво тихо и спокойно.
Второй кирпич упал на пол с тихим стуком. Лариса прижалась ухом к стене. Шумело сильно и близко.
– На самом деле копать еще далеко, – сказала девушка самой себе. – Просто в тишине лучше слышно.
Ильина снова взяла в руки пряжку и продолжила работу, стараясь не обращать внимания на кишевших вокруг мозгоедов. Время от времени насекомые падали с потолка ей на голову, но не задерживались и скатывались вниз, испуганные неприятным для них запахом.
– Их так много, что, когда мои волосы высохнут, конец будет быстрым, – пробормотала Лариса, придавив туфлями еще парочку муравьев.
«Даже если бы мне удалось вырваться отсюда, то куда бы я пошла? – думала девушка, продолжая выковыривать раствор. – Разве что в цирк или в кунсткамеру? Личной жизни у меня все равно никогда никакой не будет. Ну кому захотелось бы иметь в подругах тощую трехметровую каланчу?..»
Она вздохнула.
– И детей у меня никогда не будет, и мужа, и счастья, – бормотала Ильина, с остервенением ковыряя стену. – И дома своего тоже не будет. Максимум, на что я могу рассчитывать, это на пенсию по инвалидности. Вряд ли кто-нибудь решится взять меня на работу!
По щеке Ларисы покатилась большая слеза. Она вспомнила свою первую любовь, первый поцелуй, первое интимное свидание… Все это было одновременно и последним. Ильиной стало так жаль свою загубленную жизнь и попранную женскую сущность, что она даже стала медленнее копать.
– Давай, дорогая, не останавливайся, – заметив это, прикрикнула на себя Лариса, – хоть затопишь все это напоследок, чтобы впредь им неповадно было! Изображу княжну Тараканову, зато хоть в чем-то отыграюсь.
Она вытащила еще один кирпич, потом следующий. Кучка камней в углу постепенно росла.
Дождь постепенно стихал. Сплошной покров туч стал рваным, и через просвет выглянул месяц в окружении нескольких звезд.
– Мы все делаем неправильно, – сказал Овчинников, с трудом переставляя ноги, которые уходили в грязь по колено. – Надо слить весь бензин в одну машину. Так мы проедем вдвое дальше, чем на двух машинах.
Полковник кивнул. Пес отрицательно покачал головой и потянул Рязанцева на рукав.
– Ты не согласен? – спросил Владимир Евгеньевич зверя.
Тот снова отрицательно покачал головой.
– Азбукой Морзе гавкни, что ли, – предложил Богдан, глядя на его огромные и острые, как тесаки, зубы.
Зверь подошел к «УАЗу», поднялся на задние лапы и ткнулся носом в стекло.
«Аптечка», – понял Рязанцев, чувствуя, как в его груди екнуло сердце.
Он быстро распахнул дверцу, вытащил белый ящичек с красным крестом на боку и, повинуясь взгляду животного, бывшего ранее человеком, раскрыл его. Пес быстро осмотрел содержимое, потом коротко гавкнул, закрыл аптечку ударом лапы и схватил ее в зубы.
– Кто-то болен? – спросил Овчинников.
Комиссаров кивнул.
– Нам пойти с тобой?