– Твою мать! – негромко выругался он.
Пес потянул его за рукав вторично и завыл, негромко и тоскливо. Весь его вид свидетельствовал о нетерпении.
– Уже идем, – пробормотал Богдан, вставая. – Кстати, я нашел свой ботинок. Не зря падал!
Пес запрыгал еще отчаяннее. В этот момент Овчинников снова поскользнулся и упал, подняв фонтан грязных брызг. Зверь ринулся к нему и быстро потащил опешившего Богдана через кусты.
– Стой! – заорал тот. – Я опять ботинок выронил!
Комиссаров не отреагировал. Он продолжал волочить Овчинникова вперед. Рязанцев подобрал ботинок товарища и побежал следом.
– Да что такое случилось? Кто-то умирает? – спросил Богдан, бросая попытки встать.
Пес остановился и кивнул. Богдан с полковником похолодели.
– Кто?! – синхронно воскликнули они.
Но Комиссаров не мог ответить на этот вопрос. Во-первых, строение волчьей глотки лишило его возможности говорить, а во-вторых, он не знал имени девушки, лежавшей в его норе.
– Софья, – обратился Утюгов к секретарше, чье прекрасное лицо заметно побледнело, – позвоните, пожалуйста, на проходную, узнайте обстановку.
Сонечка набрала номер. Ее ресницы, закрывавшие пол-лица, дрожали.
– Никто не отвечает, – сказала Пчелкина несколько секунд спустя. – Возможно, там тоже все погибли. И охрана, и вахтерша…
– Не говори глупостей! – нервно закричал профессор. – Звони еще!
Соня позвонила, но результата не было. Бухгалтерша Дрыгайло, узнавшая о смерти переводчицы, безостановочно рыдала. Третий глаз Марины Яковлевна, рассматривающий дверь, обитую кожей Зергутова, нервно подпрыгивал на усике. Виктор Коршунов поливал жабры водой, ее становилось все меньше. Алексей Гришин с трудом дотащил свои огромные ноги до дивана и плюхнулся на него. Он был бледен как полотно.
– Мы все умрем! – стонала Зинаида Валериевна. – Мы тут закупорены на веки вечные! Крысы нас не выпустят! Это все нам за грехи, – плакала она.
Сонечка тоже зарыдала. По ее прекрасной персиковой коже поползли черные потеки туши. Она тупо переложила бумаги на столе с одного места на другое.
– Позвони еще! – громко сказал Утюгов секретарше, и его голос задрожал. – Звони на проходную института, пока не дозвонишься!
Все, бывшие в комнате, воззрились на профессора с удивлением. Бухгалтерша перестала рыдать, сотрясаясь всем своим рыхлым телом. Марина Яковлевна повернулась, и ее третий глаз уставился на директора. Коршунов встал, чтобы лучше видеть, и потрогал свою мокрую майку. Алексей Гришин вытянул ноги в гигантских ботинках и закрыл глаза.
Сонечка еще раз набрала номер. Ответа не было.
– Понимаете, Валентин Эмильевич, – сказала она тихо, – наша вахтерша – женщина очень пожилая, а на входе дежурили всего два охранника. Количество же крыс никак не может быть меньше двадцати.
– Да, около того, – сказал Гришин, – я видел, что крысы залиты желтым препаратом, и хотел их всех убить, но руки не дошли, отвлекся. А зря!
Гришин не стал уточнять вслух, что именно отвлекло его от крыс.
– Я тоже хотел приказать убить их – и забыл, – сказал Утюгов, – Ершова облила их раствором рестриктазы при мне. Сопротивлялась, не хотела в карцер.
Сонечка и Марина Яковлевна втянули головы в плечи. Секретарша еще раз позвонила на проходную, но ей опять никто не ответил.
Лара судорожно отковыривала кирпич за кирпичом. Время истекало. Мозгоеды толпами бегали по ее плечам. Один даже укусил девушку за мочку уха.
«Это ужасные создания, – говорила Ильина самой себе. – Что будет, если они вырвутся отсюда, попадут в большой мир и размножатся? Поначалу никто не будет понимать, что происходит. Человек пошел в лес, лег отдохнуть, заснул, а проснулся уже другой личностью, со шрамом на барабанной перепонке. Жуть! Потом начнется паника, все будут покупать репелленты, противомоскитные сетки, муравьев станут травить дустом, а дуст их не возьмет, я точно знаю!»
Лариса продолжала в отчаянии вынимать камень за камнем, стремясь добраться до стыка трубы.
– Дело плохо, – сказала девушка вслух, чуть не плача, – во-первых, я не верю, что подвал может полностью исключить просачивание насекомых за стены НИИ. Скорее всего, они уже кишмя кишат в лесу. А во-вторых, я не уверена, что мне таки удастся добраться до стыка труб и выпустить воду. Возможно, пролет длинный, а времени у меня мало.
Лариса продолжила работу, борясь с подступающим отчаянием.
– Все равно нельзя сдаваться, – бормотала Ильина, – все равно нельзя!
Еще один мозгоед добежал до ее уха и укусил девушку. Единственное, что их теперь останавливало, – это комочки бумажного платочка, которыми были заткнуты уши Ларисы. Они все еще сохраняли слабый запах пепси, табака и ментола. Мозгоеды наглели с каждой минутой. Они покрывали Ильину сплошным шевелящимся ковром, лезли ей в нос и путались в волосах.
«Долго мне не продержаться, – подумала Лара, – еще несколько минут, и они сделают свое черное дело».
И она принялась долбить стену как сумасшедшая.
Рязанцев, Овчинников и Комиссаров бежали по лесу. Они постоянно падали, путались в зарослях, тонули в мягкой грязи, засасывавшей их по колено, но поднимались снова и шли вперед.
– Как ты думаешь, – задыхаясь, спросил Богдан, – к кому он нас ведет? Зачем ему аптечка?
– Не знаю, – покачал головой Владимир Евгеньевич, – даже не представляю. И очень сомневаюсь, что это Ева или твоя подруга. Ну как кто-то из них мог оказаться ночью в лесу? Еще и раненой? Бред какой-то! Я готов поверить в то, что у моей невесты возникли какие-то сложности в НИИ и она вызвала помощь. Я не удивлюсь, если ее куда-то заперли. Но с псом? В лесу? Сомневаюсь. Думаю, мы теряем время.
– Знаешь, Володя, – сказал Богдан, – твои логические построения безупречны. Но, кроме логики, есть еще и такое понятие, как интуиция. И моя интуиция говорит, что мы идем именно туда, куда надо, и что нам очень повезло, что мы встретили эту псину. И это при том, что чисто рассудочно я с тобой согласен. Если пользоваться только разумом и логикой, то мы должны немедленно пристрелить не в меру интеллектуального пса-переростка, а потом повернуть назад, сесть в машины и ехать дальше к НИИ. Но мы же так не делаем.
– Почему?
– Не знаю. Но так надо, надо идти за псом!
Пес снова выбежал из кустов и нетерпеливо завыл. Размерами и повадками он напоминал собаку Баскервилей. Было заметно, что Комиссаров нервничает. Мужчины прорвались через колючие кусты, исполосовав одежду и кожу на кистях рук, и оказались на небольшой полянке с холмом посредине. Чудовище вильнуло хвостом, нырнуло в заросли, росшие на краю этой выпуклой формы рельефа, и пропало.
– Нора, – сказал Владимир Евгеньевич, – это нора.
Он встал на четвереньки и пополз. Богдан двинулся вслед за полковником, на всякий случай сжимая в руках пистолет. Под руками чавкало, грязь была скользкой, трава резала руки. С трудом сохраняя равновесие, полковник протиснулся в дыру и провалился в кромешную тьму.
