— Говорю же, дети меня не интересуют, — ответил он. — Если хочешь потанцевать, мы потанцуем.
Он вел машину то по одной дороге, то по другой, двигаясь в направлении ранчо, пока мы не увидели ярко освещенное здание; рядом располагалась автостоянка, по которой сновали парковщики.
— Чей это дом? — поинтересовался Сэм.
— Понятия не имею. — Иэн свернул на подъездную аллею, остановил машину и вылез из нее. — Какое здесь мероприятие, уважаемый? — осведомился он у парковщика.
Я заметила, как, передавая мужчине ключи от машины, Иэн сунул ему в руку какую-то банкноту.
Парковщик посмотрел на купюру, понял, что она крупная, сунул ее в карман и сказал:
— Благотворительный бал в пользу местной детской больницы.
— Это подойдет.
Наша одежда совершенно не соответствовала событию, и мне следовало бы поделиться этой мыслью, но, услышав музыку, которая доносилась из задней части дома, — потрясающую сальсу в живом исполнении, я потянула за собой Иэна и сказала:
— Пошли.
Мы миновали лимонные деревья в огромных кадках, оливы, увешанные разноцветными огоньками, и круглые столы, за которыми гости попивали вино. Предварительная проверка выявила две черные пары, одного мужчину, сильно смахивавшего на латиноамериканца, который пришел с блондинкой, и — ни одного азиата. Танцпол располагался на задней террасе, где оркестр из десяти музыкантов играл по-настоящему зажигательные мелодии.
Мерседес мучилась со мной не один вечер, пытаясь втолковать, что такое афроамериканская музыка и как танцевать в ритме клаве. Я выучила движения с большим трудом, а вот Иэн танцевал так, будто всю жизнь прожил на Карибском море. Он руководил моими движениями, вращал меня, крутил…
Это было весело и, как мне показалось, очень просто. Иэн управлялся со мной так ловко, что я вдруг почувствовала себя марионеткой. Поглядев на двух других вампиров, я заметила, как Сэм изо всех сил старается не наступить на ногу Корнелии и то и дело сбивается с ритма. Она давала ему инструкции прямо в танце. Тут-то я и поняла, что очень зря обижаюсь на Иэна — ведь он так грациозно двигается.
Когда песня закончилась, Иэн извинился и направился к хозяйке вечера. Я наблюдала за тем, как он, выписывая чек, улыбался ей своей белозубой улыбкой, а она чуть было не писалась от восторга. И тут вдруг мне на ум пришло обвинение Себастьяна в том, что я якобы использовала его.
В ходе вечера Иэн и Корнелия познакомились с несколькими людьми и получили приглашения на выставки, дегустации вина, обеды и гольф. Меня тоже приглашали, но ведь я-то знала, что эти люди никогда не обратили бы на меня внимания, будь я здесь одна, без искушенных вампиров.
Несмотря на поздний час, оркестр продолжал играть, а мы танцевали. Прижимая ко мне свое смуглое лицо и утыкаясь носом в мою шею, Иэн направлял своими бедрами движения моих.
— Я так хочу остаться с тобой наедине, — бормотал он мне в ухо. — Поехали.
Мы обыскали все здание, но Корнелию и Сэма так и не обнаружили.
— Они как-нибудь доберутся до дома, — заключил Иэн. — Корнелия — девушка находчивая.
Иэн хотел, чтобы я осталась у него на всю ночь, но я была не готова подтвердить подозрения тех, кто полагал, что я сплю с ним. Я согласилась пробыть у него час. Он снова потрясающе искусно ласкал и гладил меня, а я, захлебываясь от восторга, позволила ему сделать несколько маленьких надрезов на своем плече. Он сосал ранки, пока они не затянулись.
Когда Иэн высадил меня на ранчо, я почувствовала, что на темной подъездной аллее есть кто-то еще.
— Кто здесь?
Из мрака вышел Освальд.
— Ты сегодня поздно.
— Вечеринка только что закончилась.
В ответ он просто посмотрел на меня. В сравнении с сумрачным, искушенным лицом Иэна его черты казались ясными и открытыми.
— Милагро, я не вправе давать тебе советы, но подумай хорошенько — черт! — подумай как следует, прежде чем связываться с Иэном Дюшармом. Ты понятия не имеешь, на что он способен.
— На самом деле имею. Спокойной ночи, Освальд. У него был такой вид, что, даже ложась спать, я чувствовала себя ужасно. На черта мне сдался этот мужчина? Чем скорее он женится, тем раньше я смогу жить своей жизнью.
Глава двадцать шестая
Я дико извиняюсь
Помня об обещании, которое я дала Мерседес, я провела весь следующий день за пишущей машинкой. Ближе к вечеру, заглянув в комнату отдыха, я застала Эдну за просмотром итальянской комедии на итальянском языке.
— В субтитрах половина шуток пропадает, — пояснила она. — Посидите со мной, юная леди.
Когда передача закончилась, Эдна выключила телевизор и повернулась ко мне.
— Боюсь спрашивать, но что на этот раз пришло в вашу глупую головку?
— Эдна, я знаю, Сэм не хочет, чтобы Уинни и Освальд женились прямо сейчас, когда ситуация с КАКА еще не прояснилась, и ему нужно остаться здесь со мной, в то время как все остальные поедут в Прагу на торжества. Но мне кажется, что его настрой огорчает Уинни и Освальда.
— Да, можно сказать и так.
Изумрудные глаза Эдны светились любопытством.
— Может, вы поговорите с ним?
Она вздохнула.
— Юная леди, я не в силах описать вам, какая это мука — смотреть, как твои внуки делают глупости. Однако из собственного опыта я знаю, что в отношении любви и брака люди должны принимать решения самостоятельно.
— Но ведь это не Сэм женится! Если Освальд и Уинни приняли решение, он обязан его уважать.
Эдна устремила взор в потолок, словно призывая силы небесные.
— Сэм очень умен. Я надеюсь, что он послушается своего сердца, вместо того чтобы снова возлагать на себя какую-либо ответственность.
— Может, Корнелия убедит его поехать?
Немного помолчав, госпожа Грант заговорила снова:
— Корнелия и ее брат — очаровательные люди и обладают даром убеждения. Я всегда рада, когда они приезжают.
Остальное Эдна предоставила домыслить мне самой.
Я была абсолютно согласна с тем, что Сэм должен слушать свое сердце. И потому решила, что его надо подбодрить. Я поболталась немного туда-сюда, дожидаясь, пока он останется в кабинете один.
— Привет, Сэм, — поздоровалась я, закрывая за собой дверь.
— Привет, юная леди, — спокойно ответил он.
Я придвинула кресло поближе к тому месту, где он сидел.
— Сэм, ты не против, если я буду говорить честно? — Никаких возражений не последовало, поэтому я продолжила: — Тебе ведь небезразличны чувства Уинни? А Освальда?
Он, видимо, был поражен моим словам, а потому залопотал:
