Я, конечно, могла переодеться, но потом подумала: эти люди только что ходили в причудливых одеяниях и принимали участие в жутковатой церемонии, так какого черта я должна производить на них впечатление? Я привела в порядок свой макияж, и мы с Освальдом вышли на улицу.
— Ты джемпер не хочешь прихватить? — засомневавшись, поинтересовался Освальд. — На улице холодает.
— Нет, мне и так хорошо. Как прошло мероприятие?
— Длинно и скучно, — ответил он, поднимая на меня глаза. И добавил чуть погодя: — Наконец появился Иэн.
— Э-э… Уинни обрадуется.
По полю мне пришлось идти на мысках, чтобы не топить каблуки в земле. Мерцающие на деревьях огоньки, сверкающие фонарики и веселенькие горшочки с цветами, украшавшие внутренний дворик, делали сцену у бассейна еще более нереальной. В воздухе плыл тонкий аромат белых цветов табака.
— Ветерок поднялся, — заявил Освальд, снова взглянув на мое облегающее красное платье. — Могу сбегать за твоим плащом. Я мигом.
— Спасибо, не надо.
Гости бродили туда-сюда, держа на весу маленькие тарелочки и бокалы с «Кровавой Мэри». Иэн стоял в другом конце дворика, беседуя с родителями Сэма. Он увидел меня, но подходить не стал.
Малышка невинно дремала в своей переносной колыбельке, а Уинни поправляла на ней розовое, обшитое ленточками одеяльце.
— Привет, Уин, — поздоровалась я. — Как дела у малышки Элизабет?
— Ой! Освальд все испортил. Я сама хотела сказать тебе об этом.
Я невинно улыбнулась.
— Мы зовем ее Либби. К нам подошел Гэбриел.
Либби звучит очень старомодно, — заметил он. — Думаю, я буду звать ее За.
Мы с Гэбриелом направились к коктейльному столу.
— Мисс Милагро, я не стану, конечно, выражать недовольство, но что заставило вас надеть это возмутительное платье?
— Простая случайность, однако объяснить сложно.
— Уверен, что дядям это понравится, — сказал Гэбриел, — а вот тетки наверняка выцарапают им глаза, если заметят, как они на тебя глазеют. — Он наполнил два бокала, но поговорить нам так и не удалось.
Гэбриела окружили тетки. Они гладили его по красивым рыжим волосам и восхищались гладкой кожей, словно он был щекастым трехлетним ребенком, а не холеным горожанином.
Ускользнув от этого сборища, я столкнулась с Сайласом.
— Мис-с-с Де Лос-с С-сантос-с, — проговорил он, смакуя каждую «с» в моем имени.
— Гос-сподин Сайлас-с, — мягко отозвалась я, пытаясь вычислить этого парня. Если доверять моему внутреннему радиометру, то по сексуальной шкале он не относился ни к натуралам, ни к голубым. Его глаза не сходили с моего лица.
Он придвинулся ко мне.
— Надеюс-сь, вы не с-станете с-судить об Уиллеме по тем мыс-слям, которые он выс-сказал вчера, — проговорил Сайлас, добавляя в слова в два раза больше «с», чем требовалось. — Я с-сажусь рядом с-с ним, чтобы с-смягчить вс-спышки, с-столь нехарактерные для уважаемого и благородного человека, которым он когда-то был. — Сайлас едва заметным жестом поднес кончики пальцев к голове. — Вы меня понимаете?
Неужели у Уиллема ранняя стадия слабоумия?
— Думаю, да.
Сайлас облегченно улыбнулся.
— С-сейчас-с с-спорить с-с ним бес-сполезно. Но мы с-стараемс-ся относ-ситьс-ся к нему с-с уважением, которое он завоевал в течение прошедших дес-сятилетий. Мы отдаем предпочтение терпимос-сти, а не порицанию.
— Насколько я понимаю, он был другим человеком.
— Он был джентльменом и ученым, нас-стоящим с-светилом! — пояснил Сайлас. — У меня с-сердце разрываетс-ся, когда я вижу ухудшение его с-сос-стояния, но для меня большая чес-сть с-служить ему поддержкой на с-склоне лет.
Мне нравилась его церемонная манера изъясняться. Он казался мне человеком, который слишком много времени проводит со старыми документами и слишком мало — с другими людьми. Недостаток сексуальности в нем тоже вызывал любопытство.
— Это очень любезно с вашей стороны.
— Уинни говорила, что вы пис-сательница. Это же, наверное, с-страшно интерес-сно!
Я тут же прониклась к нему.
— Так только кажется. Я просто часами сижу за столом.
— Уверен, вы с-скромничаете. Рас-с-скажите, о чем вы пишете?
Когда я рассказываю о своих политических ужастиках, люди чаще всего реагируют негативно, но Сайласа это, кажется, восхитило. Я поведала ему о своих рассказах, о попытках написать сценарий, о романе и о новеллах «Uno, Dos, Terror!».
— Не с-сомневаюс-сь, что ваш талант с-скоро признают, мис-с-с Де Лос-с С-сантос-с. У вас-с ис-сключительный характер, — заявил он. — Меня также интерес-сует то, как вы выжили. Могу я позвонить вам и приглас-сить на чашку кофе?
— У меня нет собственного телефона, но вы можете позвонить сюда, и мне все передадут.
— Мерзость! — вдруг завопил пожилой подопечный Сайласа.
Услышав из чьих-нибудь уст слово «мерзость», я автоматически принимаю его на свой счет.
Но Уиллем указал на Гэбриела и заявил:
— Гомосексуализм — это мерзость. Твой долг перед родственниками — жениться, продолжить наш род и традиции. Твои родители правильно сделали, что отказались от тебя, ведь ты осрамил всех нас!
Я ждала, что Гэбриел разразится каким-нибудь злобным ответом. Но мой неизменно находчивый друг в ужасе замер; его красивое лицо залилось румянцем.
Окинув взглядом дворик, я увидела потрясенные лица гостей. Вдалеке повизгивало какое-то животное, о стеклянный колпак фонаря бился мотылек, а Сайлас, похоже, был в ужасе.
Плевала я на то, что Уиллем когда-то был приятным человеком. Мне хотелось наброситься на него и до тех пор долбить его яйцеобразной головой о каменные плиты, пока не вытечет мозг, похожий на тухлый желток. Интересно, является ли оправданное раздражение обстоятельством, освобождающим от ответственности за убийство вампира?
И тут возле отвратительного старикашки возник Иэн.
— Данлоп, вы оскорбили всех, кто способен мыслить, — холодно процедил он. — Вы сейчас же уйдете отсюда и вернетесь в свой темный мирок.
Иэн, хоть и отличался добродушием, но фигурой был вполне солидной, поэтому его слова все же проникли сквозь скорлупу головы-яйца.
Старикашка раскрыл рот от изумления и беспомощно посмотрел на своего адъютанта. Сайлас окинул взглядом собравшихся и вежливо произнес:
— Большое с-спас-сибо за ваши щедрос-сть и гос-степриимс-ство. Вы были более чем добры к нам. Нам нужно идти, а вы, пожалуйс-ста, продолжайте вес-селитъс-ся.
Уиллем поковылял в дом, а Сайлас остановился возле Гэбриела и сказал:
— Я очень с-сожалею, что Уиллем так с-себя повел. Пос-следнее время ему с-стало лучше, но путешес-ствие нарушило его режим.
