Прием проходил в доме одной зрелой светской львицы, крестной матери Нэнси. Моя подруга изо всех сил завоевывала покровительство Жижи Бартон, наследницы состояния, заработанного на туалетной бумаге и бумажных носовых платках («Не стоит и чихать, если под рукой нет "Бартона"!»), и теперь получала вознаграждение за уйму потраченного времени и бесконечное подхалимство.
Мне доводилось бывать в нескольких зажиточных домах этого города, однако владения Бартон не подпадали ни под какие стандарты. Впечатление у меня сложилось примерно такое: на полы ушла целая мраморная каменоломня, на отделку стен — не один лес, а на стенные украшения — несколько тысяч квадратных метров восточных ковров и коллекция искусства, которой хватило бы на пару-тройку музеев.
Почти все родные и друзья Нэнси были светлыми. Я старалась не быть слишком уж щепетильной в том, что касается расы, но все равно, как обычно, обратила на это внимание. Большинство людей — и семья Освальда в этом плане не исключение — уютней чувствуют себя среди своих. Я улыбнулась одной из коллег Нэнси по университетскому женскому клубу, а та нахмурила брови, словно пытаясь припомнить, кто же я такая.
Внезапно меня охватило ощущение неприкаянности, но тут Иэн взял меня за руку и повел к хозяевам торжества. Родители Нэнси — папа и раскрасневшаяся от радости мама — стояли впереди всех. Мы поздоровались, а потом мама Нэнси сказала:
— Ты следующая, Милагро. А это твой близкий друг?
— Хочется надеяться, что да, — учтиво произнес Иэн. — Иэн Дюшарм.
Когда Иэн пожимал ей руку, я заметила, что на его золотых запонках выгравирован какой-то герб. Мне стало любопытно: а есть ли на нем летучая мышь?
Мама Нэнси захихикала, как двенадцатилетняя девочка, а папа снова взглянул на Иэна. Дело было не в том, что сказал Иэн, а в том, как он это сказал — создавалось такое впечатление, будто он знаком со многими замечательными людьми этого мира, но самым замечательным считает именно вас.
Когда мы добрались до Нэнси, она издала необычайно женственный вопль и проговорила:
— Привет, дорогая, ты супер-пупер-uber-счастлива за меня?
— Я совершенно супер-пупер-uber-счастлива за тебя, — подтвердила я. — Это Иэн Дюшарм. Иэн, познакомься с Нэнсюхой, отныне госпожой Нэнсюхой.
Нэнси хитро улыбнулась и обняла меня.
— Очень интересно! — прошептала она. — Заранее прошу прощения за стол.
Тодд встретил меня кратким и неубедительным:
— Здравствуй, рад тебя видеть.
Я посмотрела на своего спутника — кажется, он находил это забавным.
Иэн повел меня в толпу гостей, которые сбились в тесные группки и расступались, только когда мимо проходил официант с шампанским и закусками. Я осматривала собравшихся в поисках дружелюбных лиц, и тут послышался чей-то грубоватый голос:
— Ба! Будь я проклята, если это не Иэн Дюшарм!
К Иэну приближалась Жижи Бартон. Это лицо было знакомо каждому — ее фотографии десятки раз появлялись в колонках светской хроники. Бывшая модель неопределенного возраста с искусственными ресницами, голубыми тенями и копной светлых волос явно гордилась своим вычурным нарядом — дизайнерским платьем с безумным люминесцентным рисунком. Неотъемлемой частью ее фирменного стиля было огромное количество совершенно не подходящих друг к другу искусственных украшений, навешанных на длинную шею и тонкие запястья. Она была знаменита своей фразой о том, что лучше уж вкладывать деньги в ценные бумажки, чем в драгоценные блестяшки.
Жижи выразила свои эмоции по поводу выходных в шале Иэна и катания на лыжах, поинтересовалась, как поживает его красавица сестра, упомянула лодочную прогулку по Эгейскому морю и поклялась в вечной любви «теперь, когда мы снова встретились». Обняв меня как свою новую закадычную подругу, она призналась, что, поскольку мы здесь, она больше не будет расстраиваться из-за всей этой свадебной суеты.
Внезапно мы оказались в кольце официантов. Другие гости тоже поддались гравитационному притяжению нашего обаяния и вышли на орбиту.
Когда все было готово к обеду, Жижи сказала:
— Где бы мне разместить вас? Давайте сядем все вместе.
Именно тогда я узнала, почему Нэнси извинилась насчет стола. Маленькая карточка, на которой каллиграфическим почерком вывели мое имя, стояла на столе возле двери, ведущей в кухню, откуда и куда постоянно сновали официанты.
— Экая неприятность, — расстроилась Жижи, поглядев на стол. — Так дело не пойдет.
— Дорогая, пожалуйста, не беспокойся, — проговорил Иэн. — Мы с радостью сядем там, где есть место.
— Лорд Иэн, в моем доме вы возле кухни сидеть не будете, — заявила Жижи.
Она направилась к столу на подмостках, за которым сидели все главные действующие лица свадьбы, и схватила карточку со своим именем. Потом начала говорить с Нэнси и ее мамой. Если судить по испуганному выражению лиц и воздеванию рук, беседа вышла оживленная.
Затем, покачиваясь на шпильках, Жижи вернулась к нам.
— Через минуту мы все уладим.
Стоило ей взмахнуть рукой, как главный официант уже был тут как тут. Жижи что-то сказала ему, и официанты бросились открывать потайные раздвижные двери, за которыми оказалась небольшая, но очень красивая комнатка. Всех, кто сидел за нашим столом, пересадили туда. Официант убрал приборы Жижи с главного стола и переместил на наш. Лицо Нэнси на минуту омрачилось, но потом радость снова озарила ее черты. Тодд сердито посмотрел в нашу сторону.
В столовую неуверенно вошли пожилой мужчина в плохо сидевшем темно-синем костюме, его жена в блескучем полиэстеровом платье в цветочек, а также их дети с супругами.
— Я родственница невесты, тетя Крошка, — представилась женщина. — Полагаю, сейчас мы должны быть здесь, — добавила она с таким видом, будто не могла решить, награда это или наказание.
Крошку отличала приятная полнота, и я предположила, что прозвище она заслужила своим тоненьким птичьим голоском.
Жижи похлопала рукой по стулу.
— Располагайтесь здесь и давайте знакомиться.
— Здравствуйте, я дядя Дилл, — представился мужчина. — Рад, что не пришлось сидеть со всеми этими изысканными людьми.
Жижи эта фраза показалась прикольной. Отсмеявшись, она заметила:
— Дядя Дилл, вы сели за самый изысканный стол из всех, что здесь есть, так что вы наверняка один из самых изысканных людей.
Ощущение было такое, будто сидишь в ВИП-зале какого-нибудь клуба, к которому тебя раньше близко не подпускали. Из погреба Жижи были извлечены ее самые любимые вина, обслуживали нас безупречно. Беседа стала еще более остроумной, а окружающие — еще более привлекательными.
Двоюродные сестры Нэнси, живущие в Индиане, по соседству со своими родителями, много рассказывали о моей подруге.
— Ты ведь знаешь, что родители отправляли ее к логопеду? — осведомилась Шэрон, почти наша ровесница. — Думали, она не обучаема.