— Тут очень мило. А где живете вы, господин Мэдисон?
— Когда я приезжаю в город, рабы позволяют мне пользоватьс-ся их гос-стевым домиком. Иначе я работал бы вс-сю ночь и довел бы с-себя до ис-стощения.
Я представила себе Сайласа, который не замечает времени и изнуряет себя непосильным трудом, корпя над важными аннотациями и сносками.
— Если вам что-нибудь понадобитс-ся, здесь будет Катбертс-сон, наш швейцар. С-связатьс-ся с-с первым этажом можно по этому интеркому. Я попрошу, чтобы вам побыс-стрее принесли обед.
Сайлас ушел, а я поймала себя на том, что по-прежнему держу в руках объемистый отчет. Я прочитала вступление, которое представляло собой безумно скучное объяснение приемов и методов исследования.
Только я управилась с этим разделом (читай; только я перестала безразлично водить глазами по строчкам), как Катбертсон, фасолевый стручок, поднялся наверх, держа в руках мою сумку и белый бумажный пакет из кулинарии.
— Ваш обед — объявил он, кладя пакет на стол.
Мою сумку он положил на диван.
— Спасибо.
Одарив меня долгим взглядом, Катбертсон повернулся и ушел. Открыв белый бумажный пакет, я достала оттуда прозрачный пластиковый контейнер с фруктовым салатом, сандвич с курицей, бутылку воды и овсяное печенье с изюмом. Я поглощала обед, стараясь не думать о крови, хранившейся в холодильнике.
Покончив с едой, я поудобнее устроилась на диване и снова взялась за отчет. Хотя Сайлас и был очень прилежным исследователем, в этой работе его любопытнейшей индивидуальности заметно не было. Если бы он добавил хотя бы чуть-чуть активных глаголов и горсточку прилагательных, я с куда большим удовольствием читала бы историю вампирских мифов. Некоторые детали мне нравились — например, такое старое верование: если бросить семена на могилу вампира, он так увлечется их пересчитыванием, что не будет ночью впадать в бешенство и поедать жителей деревни.
В конце концов отчет убаюкал меня, и я проснулась от звука шагов на лестнице. Я выпрямилась, пригладила пальцами волосы и изо всех сил постаралась сделать вид, что все это время бодрствовала. Когда Сайлас вошел в квартиру, я заявила:
— Я так погрузилась в ваш отчет, что потеряла счет времени.
— Вы с-слишком добры ко мне, мис-с-с Де Лос-с С-сантос-с. Зайдя с-сюда некоторое время назад, я заметил, что мой вялый труд погрузил вас-с в дремоту.
Я пожала плечами.
— Ваше исследование тут ни при чем. Я просто очень устала. Сколько сейчас времени?
— Начало одиннадцатого. Надеюс-сь, вы не возражаете, что я дал вам пос-спать подольше, мне по-казалос-сь, что вам нужно отдохнуть. Очень с-скоро с-сос-стоится вес-сьма увлекательное с-событие.
— Правда? — Я порадовалась, что мы не будем весь вечер обсуждать его отчет.
— Да. Возможно, этот вопрос-с покажется вам немного внезапным, но вы были так заинтерес-сованы… Вам хотелос-сь бы принять учас-стие в одной из с-самых важных наших церемоний? Для нее требуетс-ся переживший инфекцию учас-стник, и когда я узнал о вас-с, то с-сразу понял — им будете вы. Я мечтал возродить этот обычай с-с тех с-самых пор, как узнал о его с-существовании из одного латышс-ского текста по мифологии латышс-ских дайн.
Похоже, Освальд был прав, описывая церемонии своего народа как длинные и скучные.
— Я должна буду что-нибудь декламировать? Если да, то мне нужно время на подготовку.
— Нет, говорить мы будем с-сами. Ваша роль — с-символичес-ская.
— А народный костюм я должна буду надеть? — Я с тоской представила себе деревянные сабо и красную фетровую шляпу с вышивкой.
Сайлас лучезарно улыбнулся.
— Да, в традиционном белом шелковом платье вы будете выглядеть замечательно.
Я люблю наряжаться, а потому сказала:
— Ну, тогда ладно.
Поскольку ни он, ни я не были голодны, мы перекусили сыром и фруктами и выпили по кровавому коктейлю.
— А каково значение церемонии? — поинтересовалась я.
Открыв рот, Сайлас разразился какими-то странными звуками.
— Это означает «воззвание к с-солнцу». Вы можете с-себе предс-ставить, какие с-страдания переживали наши прародители без с-средств от с-солнца. Они жаждали безвредного пребывания на с-солнце. И верили, что человек, переживший инфекцию, выведет их на новый уровень и они перестанут боятьс-ся с-солнечных лучей и будут радоваться им.
— Это очень мучительно, — согласилась я. — Ведь солнце всегда символизирует жизнь и рост. — Во всяком случае, предыдущее заражение не развило во мне чувствительность к ультрафиолетовому излучению.
— Мы с-скоро начнем. Платье в комнате медитации, можете там и переодетьс-ся. Церемония будет проводитьс-ся на с-сцене клуба.
Когда мы начали спускаться вниз, я сказала:
— Подождите, мне нужно кое-что взять. — Я снова взлетела наверх и, схватив свои сумки — багажную и дамскую, вернулась к Сайласу. — У меня есть помада разных цветов, и я выберу ту, которая больше подойдет под платье, — пояснила я, подняв над головой свою сумочку. Потом, указав на багажную сумку, добавила: — Удачно, что я привезла все то, что брала для свадьбы, так что я и прическу смогу соорудить. Хочется хорошо выглядеть, раз уж придется выйти на сцену.
— Я очень признателен вам за с-старания.
Когда Сайлас открывал дверь в комнату медитации, через другую дверь, расположенную в торце коридора и ведущую в клуб, вошел Катбертсон в красном френче а-ля Джавахарлал Неру и черных брюках. В дверном проеме я сумела рассмотреть множество бледных рабов и вампиров, облаченных в ярко-красные одеяния, а до моего слуха донеслись жутковатые завывания певицы, исполнявшей песню на их кошмарном языке. По моей спине пробежал холодок.
Закрыв дверь, Катбертсон подошел к Сайласу и доложил:
— Мы готовы, сэр.
С одного боку френч фасолевого стручка немного топорщился. Было ясно — он прячет оружие. Я почти не сомневалась: это был тот самый нож с драгоценными камнями. Стручок уставился на меня так, как акула смотрит на тюленя.
— С-спас-сибо, Катбертс-сон, мы очень с-скоро будем готовы.
Сайлас подождал меня, и мы отправились в комнату медитации. Стены этого помещения были нежно-серого цвета, на сером ковре лежали большие подушки и стоял низенький столик. Горела ароматическая свеча. Единственное окно было закрашено черной краской. Настоящая комната медитации.
На столике стояли графин с зеленоватой жидкостью, небольшая резная деревянная чаша и что-то белое, аккуратно сложенное и похожее на одежду. Взяв в руки ткань, Сайлас развернул ее. Это было очень красивое платье — длинное, из тончайшего шелка, с глубоким вырезом и завышенной талией. Лиф украшала роскошная вышивка золотой нитью, изображавшая солнце.
— У вас ес-сть нес-сколько минут для подготовки, — сказал Сайлас. — Пожалуйс-ста, выпейте нашего традиционного напитка. — Налив зеленоватую жидкость в чашу, он протянул ее мне.
