— У них потрясающая еда.
— Ну, если вы считаете, что колбаски, сделанные из крови, потряса-а-ающие, — сказала она. — Фу-ты ну-ты! Вам и печенка нравится?
— Одна подруга подарила мне книгу рецептов Джулии Чайлд,
[69]
— объяснила я. — Хочу попробовать все рецепты. Э-э… у вас есть шалот и испанский олоросо?
[70]
— Шалот — это лук. Вон, рядом с картошкой у меня лежат зеленый и желтый. А что там такое испанское вы хотели?
В подтверждение моей легенды пришлось купить головку желтого заплесневелого лука и бутылку кулинарного хереса. Выйдя из магазина, я свернула за здание, на автостоянку. Потом спряталась за мусорным баком и зубами надорвала упаковку с колбасками. Сказать о таком великолепном мороженом лакомстве, как «Boudin noir», что это солоноватый кровяной леденец, — значило не сказать ничего. Сожрав колбаски, я засунула в рот жвачку, чтобы освежить дыхание.
От такой закуски мне захотелось пить, а потому я решила заглянуть в здешнее злачное местечко. «Клуб Левака — Зацени и Оторвись!» представлял собой гремучую смесь западного бара и викторианского борделя. А именно: красные бархатные обои, латунные канделябры, головы животных на стенах, зеркала в витиеватых позолоченных рамах, ржавые подковы, ворованные дорожные знаки и плевательницы.
Я стала разглядывать посетителей, а они — меня. В клубе находилась удивительно разнородная публика — в основном белые, но присутствовали также латино — и афроамериканцы, а еще — азиаты. Большинство были одеты в джинсы, однако попадались люди в деловой одежде, немного помятой за день.
Мое внимание привлек один тип, сидевший в одиночестве; на его столике возвышалась горка газет и тетрадей. Это был мужчина лет сорока с брюшком и намечавшейся лысиной, одетый в клетчатую рубашку с короткими рукавами. Я уселась за свободный столик неподалеку от него и осмотрелась.
— Здесь нет официантов, — сказал мужчина, взглянув в мою сторону. — Давайте я принесу вам их фирменное.
Я хотела было ответить: «Нет, спасибо», — но он уже удалился. Посовещавшись с раздраженным барменом, тип вернулся с бутылкой без этикетки и двумя бокалами.
— Левак сам делает вино. Оно вряд ли выиграет какой-нибудь приз, зато от него никто еще не умер.
Он разлил по бокалам булькающее светло-золотистое вино.
— Меня зовут Берни Вайнз.
— Милагро Де Лос Сантос.
Он расплылся в улыбке.
— Наконец-то в Ла-Басуре появилось milagrode los santos. Мы его давно уже дожидались.
— Я как раз думала о том, откуда у города такое название, — призналась я.
— Это одна из моих любимых историй. — Хлебнув вина, Берни Вайнз состроил физиономию. — Жил-был испанский дон, и была у него красивая, но беспокойная возлюбленная по имени Кармелита.
Эта земля принадлежала ему, и он, построив гасиенду для Кармелиты, пообещал в скором времени приехать, чтобы жить здесь вместе с нею. Однако так и не приехал — он просто выбросил ее как мусор, lа basura, а она сходила с ума, ожидая любимого. Говорят, Кармелита по-прежнему ждет своего дона. Если прислушаться к завыванию ветра, можно услышать, как бедняжка зовет его.
— Надеюсь, она просто обзывает его нехорошими словами, — возразила я. — Эта история — правда?
Берни пожал плечами.
— Возможно. А может, когда-нибудь здесь захоронили радиоактивные отходы.
— А вы-то сами во что верите?
— В такой вечер по пути домой хочется слушать одинокий плач Кармелиты.
— Вы поэт, Бернард. Кем вы работаете?
— В дневное время я учитель английского в средней школе. А еще я внештатный корреспондент «Еженедельной выставки».
— Желтая газета? Та, что пишет о детях инопланетян и двухголовых козлах?
— Я вижу, вы знакомы с нашим славным изданием, — с ухмылкой заметил он. — Теперь ваша очередь. Кем работаете вы?
Рассказывая о переработке сценария, я старалась говорить так, чтобы Берни не заподозрил меня в хвастовстве. Я не назвала ему имени автора, но сообщила:
— В этом тексте есть какая-то безрассудная красота.
— Получается, что поэт — это как раз вы!
Берни попросил рассказать о сюжете и, когда я сообщила о чупакабрах, рассмеялся.
— Что такое? — поинтересовалась я.
— Я написал несколько статей о чупакабрах для «Еженедельной выставки», вот и все, — пояснил он.
— Думаете, я поверю, что вы видели чупакабру? — смеясь, проговорила я.
— Милагро, в пустыне можно увидеть что угодно. Чупакабру, оборотней, инопланетян, вампиров, Элвиса… — Пока он говорил все это, его взгляд был направлен на меня, но потом я заметила, что Берни смотрит в противоположный угол зала.
На нас глазела какая-то женщина, сидевшая в окружении подруг. Как мне показалось, ей было сильно за тридцать, и, если вам нравятся очень худые, сильно загорелые и злобные дамочки, то она наверняка в вашем вкусе.
— Глаза этой женщины мечут молнии, — заметила я. — У меня есть смутное ощущение, что она с большим удовольствием метнула бы в вас парочку настоящих.
— Это моя бывшая жена. Она бросила меня ради инструктора по гольфу из «Парагона».
— А почему она злится на вас?
— Она понятия не имела, как много времени у инструктора по гольфу уходит на игру в гольф. И считает, что я должен был предупредить ее до того, как она вытурила меня пинком под зад. — Берни покачал головой, а потом фыркнул: — «Парагон»!
— Что вы имеете против «Парагона»?
— Мне чем-то очень не нравится это место. В Ла-Басуре начали происходить странные вещи, и, мне кажется, здесь есть связь.
— Какие вещи?
— Нападения чупакабры. — Берни улыбнулся, как бы вызывая меня к дальнейшим расспросам. — Или еще что-то в этом духе. Люди исчезают, а потом через несколько дней возвращаются — озадаченные и пришибленные.
— Я живу в провинции, Берни. Страшная тайна состоит в том, что многие скучающие люди принимают тяжелые наркотики, — высказалась я. — А на самом деле кто-нибудь видел чупакабру? Кто-нибудь в здравом уме и трезвой памяти?
— Однажды я видел кое-что. Не скажу, что это был чупа, но и то, что это был не он, я тоже не стану утверждать.
Я допила вино. Видимо, в нем почти не было алкоголя, потому что после нескольких бокалов я осталась совершенно трезвой.
— Мне пора двигать, — проговорила я, подхватывая сумку с продуктами. Мне не хотелось, чтобы мясо испортилось без холодильника. — Жду звонка от своего дружка.
