Чад дал себе торжественное обещание, что сегодня же, но только чуть позже непременно съездит в больницу… Но сначала спросите того красивого кубинца, что сидит на другой стороне бассейна, не хочет ли он составить ему компанию за обедом.
Он не хотел идти. Совсем не хотел. И он знал, да просто голову дал бы на отсечение, что никогда не станет работать на них. Но его разбирало любопытство. Поэтому Джозеф поднялся на лифте на четвертый этаж и вышел в конторе Джека Люси так, словно в этом поступке не было ничего необычного.
Стэнли встретил его с преувеличенным энтузиазмом и притворной доброжелательностью человека, который не знает, ожидает ли его учтивая беседа или предстоит мордобой. Он предложил кофе, минеральную воду, содовую. Джозеф вежливо отказался и ждал, когда Стэнли перейдет к делу.
— Мы хотели бы, чтобы вы на нас работали.
Что ж, он оказался прав. Частично собеседование об устройстве на работу, частично оценка потенциальной угрозы. Джозеф покачал головой:
— Не думаю, что это хорошая идея.
Стэнли кивнул. Выглядело так, словно он и впрямь понимает.
— Ваша охана не одобрит.
Гавайское слово, вырвавшееся изо рта хаоле, застало Джозефа врасплох.
— Да. Им не понравится.
— Я понимаю. С моим отцом тоже подчас бывает трудно найти общий язык.
— Спасибо за предложение.
— Вы рассмотрите его?
Джозеф помотал головой:
— На самом деле я подумываю о том, чтобы уехать с островов.
Стэнли выглядел удивленным.
— А мне здесь нравится. Я никогда не захочу отсюда уехать. Это просто настоящий рай земной.
— Ты странный парень.
Джозеф поднял голову и увидел двоюродного брата, подошедшего к его грузовику.
— Что ты здесь делаешь?
Уилсон пожал плечами:
— Что они говорят?
— Они предложили мне работу.
— Правда?
— Я не собираюсь работать на них.
— Ты должен что-нибудь сделать, братишка.
Джозеф посмотрел на улицу. Уилсон прав. Ему придется что-нибудь сделать.
— Не с ними.
— Что Ханна говорит?
— Она переехала.
Уилсон даже переменился в лице. Он уставился на Джозефа, донельзя пораженный.
— Она вернется. Она тебя любит.
— Ханна хотела, чтобы я переспал с тем парнем.
— Ты думаешь, что если отсосешь член у какого-то мужика, то сам станешь гомиком?
— А разве нет?
— Да ни в жисть, братишка. Всего лишь набьешь себе полный рот гадостью, а позже прополощешь его как следует. Быть голубым — нечто совершенно иное. Это уже стиль жизни.
Джозеф принялся рассматривать кузена.
— А тебе-то откуда об этом известно?
Уилсон рассмеялся.
— Я работаю в ночных клубах и знаю все об этих голубых, но ты их даже не поймешь. Ты всегда был традиционной ориентации. Я думаю, ты только выиграешь, если отсосешь член того гомика.
— Спасибо. Ценю твое мнение.
— В жизни все просто. Ты всегда думаешь, что знаешь, как будет лучше. Но не всегда прав, братишка. Ты не единственный, у кого есть что-то в голове.
Джозеф не знал, что ответить.
— О чем ты говоришь?
— Все привыкли считать, что ты точно знаешь, что правильно, а что нет. Только потому, что ты учился в университете. Но и ты не всегда бываешь прав, братишка.
— Я никогда и не говорил, что я прав.
Уилсон стоял молча и смотрел на брата — ведь они ни о чем не спорили, что тут еще сказать. Джозеф попытался изменить тему разговора:
— Как твой отец?
— Он пропал.
— Что ты имеешь в виду? Куда пропал?
Уилсон покрутил пальцем у виска.
— Да, слоняется по окрестностям с ружьем. Думает, за ним следят какие-то люди. Считает, что кто-то совал нос в его дом, но совсем неслышно, как настоящий акуалапу.
— Я переговорю с ним.
— Сегодня вечером отец останется у своего друга. Он говорит, у него странное предчувствие.
— Какое предчувствие? Такое же, как было во Вьетнаме.
Кит сидел на пляже, погрузившись в созерцание волн, то накатывающих на берег, то отступающих, снова накатывающих, снова отступающих. Иногда они изгибались и подавались всей массой влево, иногда вздымались, словно стена пенистого стекла, и с грохотом обрушивались вниз. Подчас волны всасывали песок с жадным, воющим хлюпаньем, пытаясь утянуть его в море. И ни одна из них никогда не походила на другую. Как и снежинки, каждая волна, казалось, имела собственную, уникальную сущность. Была одна вечно уклоняющаяся, которая ну никак не могла решить, хочет ли она вообще слыть волной, был и просто мокрый океанский сгусток, ударяющийся о берег с таким видом, словно в Калифорнийском заливе он неправильно свернул и вот вынужден теперь неприкаянно торчать здесь. Одна была очень честолюбивой, так эта прямо целое представление закатила, скручиваясь и скользя на одном боку, обрушиваясь на скалы в конце пляжа и извергаясь в небеса почище, чем вулкан Килауэа.
Кит больше всего понимал эту волну. Казалось, будучи водой, она мечтала стать воздухом.
Слушать прибой было тоже интересно. Волны рычали и кричали, огрызались и пели. Они все в один голос твердили ему не терять бдительности. Что-то приближается. Проснись!
Кит не мог сказать точно, где находится. Знал лишь, что это место в пределах острова Оаху. Ранее Кит присоединился к нескольким серферам, ехавшим в направлении, противоположном Гонолулу, и попросил высадить его, когда увидел этот пляж. Кит сразу же понял, что видит самый совершенный пляж на свете. Такой пляж может лишь присниться, либо обязательно ждет в райских кущах.
Кит нашел маленький продовольственный магазин и купил несколько больших бутылок минеральной воды и горсть вяленого мяса. Потом принял еще парочку таблеток «экстази» и неспешно отправился к воде.
Он просидел здесь целый день. Его сердце колотилось, кровь стремительно неслась по венам, в груди пылал жар, которого Кит никогда прежде не знал. Он чувствовал, как сердце расширяется, делается больше и сильнее с каждой волной, поглощая посылаемую океаном энергию, до тех пор пока оно само не стало океаном. Эти волны несли в себе тайное знание. Просто надо прислушаться.
Вскоре Кит почувствовал, что освещение изменилось. Солнце переместилось за зубчатые зеленые горы и пронизывало небо лучами приглушенного персикового цвета. Недалеко от берега убийца заметил небольшую стайку дельфинов, рассекающих волны. Они плавали по кругу вокруг одного и того же места. Киту понадобилось время, чтобы понять их действия — он мало разбирался в дельфинах, — нов конце концов догадался. Мужчина вошел в воду, удивившись, как здесь мелко, пока не нашел то самое место. В воде он не смог разглядеть дельфинов, но чувствовалось их присутствие. Они никуда не уплыли. Они его защищали.