Подписывая в свое время контракт, я добилась некоторых уступок по этому пункту. В частности, родители могут подбирать мне одежду не чаще чем три раза в год. Мама с папой тоже внесли свои поправки: в случае нарушения данных условий с меня взимается штраф в размере пятисот долларов. (Этот пункт был добавлен, когда угрозы увольнения перестали на меня действовать.) Дэвид сто раз переписывал спеллмановский договор, и он имеет реальную юридическую силу. Мама говорит, что, если я нарушу хоть одно условие, она заставит меня уплатить штраф.
Но я не могла не выразить протест: выплеснув кофе в раковину, я бросилась к себе, вопя: «Нет! Нет!»
– На твоем месте я бы побрила ноги! – крикнула мама вдогонку. У меня перехватило дыхание.
Теннисная юбка висела на моей двери. Вся белая, хрустящая и ужасно короткая. Я еще никогда такую не надевала – в основном потому, что не играла в теннис. Но даже если бы играла, все равно ни за что бы так не вырядилась. Я приняла душ, побрила ноги (впервые за два месяца) и минут десять стояла перед зеркалом, стараясь оттянуть юбку или скорчиться так, чтобы она казалась длиннее. Безрезультатно. Я достала из шкафа огромную серую рубашку и пошла вниз.
В коридоре стоял Дэвид. Сперва он только хихикнул, увидев меня, но когда подошел отец, они оба загнулись и заржали так, что я чуть не побежала вызывать врача.
Я налила себе еще кофе. Папа с Дэвидом остались в коридоре – видимо, их парализовало от смеха. Потом зашел дядя Рэй. Внимательно меня осмотрев, он удержался от комментариев и только понимающе заметил:
– Статья пятая, пункт четвертый?
Я кивнула и велела сестре собираться. Мама стояла в уголке и с довольным видом потягивала кофе. Дэвид с отцом наконец-то смогли разогнуться и притащились на кухню.
Брат обратился к маме:
– Ты была права. Это того стоило! – Потом протянул мне теннисную сумку: – Смотри не потеряй.
На выходе я развернулась и объявила:
– Вам всем давно пора заняться делом, шуты гороховые!
Рэй побежала за мной. Я резко остановилась и спросила:
– Скажи честно, у меня задница сильно торчит?
– А как надо? – осведомилась та.
Я завязала рубашку вокруг талии и села в машину.
Теннисная война
(Изабелл постигает азы тенниса)
В «Теннисный клуб Сан-Франциско» мы с Рэй вошли без всяких членских билетов: видимо, хрустящие белые юбки придавали нам клубный вид. Сверившись со схемой здания, которую дал Дэвид, мы поднялись на второй этаж. Здесь по всему периметру был пристроен чистый, обитый деревом балкон – с него можно было наблюдать за кортами внизу. Пространство между бетонными полами и деревянными балками создавало удивительное ощущение тишины и эха одновременно: упругие удары мячиков слышались всюду, а голоса, слова – то, за чем мы сюда приехали, – разобрать было невозможно.
Я показала Рэй фотографию Джека Питерса, и она тут же увидела его на среднем корте внизу. Мы спустились обратно, устроились на трибунах и якобы стали наблюдать за двумя женщинами среднего возраста в еще более неприличных нарядах, чем мой.
На самом деле мы следили за Джеком: он только что сделал медленную, но вполне точную подачу, а его соперник ответил слабым ударом слева.
– Кто второй? – спросила Рэй, указав на неважного теннисиста. Надо сказать, он был настоящий красавчик. И хотя все части его тела заслуживали внимания, я просто глаз не могла оторвать от загорелых ног в белых шортах. Мускулистые, длинные, изящные – почти женственные, но в пределах нормы. Их обладатель был темноволосый, светлокожий, с красивым лбом и выраженным римским носом.
– На что ты пялишься, Изабелл? – Рэй вывела меня из оцепенения.
– Ни на что. Кто выигрывает?
– Какая разница, если дело так плохо?
Мы стали внимательно следить за кошмарной игрой, которая стоила обоим игрокам неимоверных усилий. У меня было чувство, что здесь что-то неладно – даже подозрительно, я бы сказала. Вскоре выяснилось, что Джек выиграл четыре гейма из семи.
Если подумать, сколько всего невероятного происходит в нашей жизни, этот выигрыш кажется вполне правдоподобным. Однако Джеку было сорок восемь лет, играть в теннис он начал три месяца назад. Тощие ноги, круглое брюхо, никаких мускулов – словом, вряд ли он мог одолеть в теннисном матче молодого мужчину, явно ведущего спортивный образ жизни.
И все-таки мы приехали в клуб не для того, чтобы следить за игрой Джека. Нам нужно было разузнать, влюблен ли он в своего оппонента. Он не был влюблен. Джеку очень хотелось выиграть, испустить победный клич, но уж никак не прыгнуть с загорелым красавцем в койку. Могу вас заверить: будь Джек геем, с таким соперником он и думать забыл бы про игру.
– Чего ты уставилась на этого парня? Вы знакомы?
– Нет.
– Хочешь познакомиться?
– В смысле?
– Ну… ты меня понимаешь, – противным заговорщицким тоном сказала Рэй.
– Заткнись.
Сорок пять минут мы с сестричкой наблюдали за самой нудной игрой в истории тенниса: мяч словно застывал в воздухе во время ударов слева и «свечой». Взрослые мужчины били себя собственными ракетками по ногам и спотыкались о шнурки. Когда эта мука наконец закончилась, Джек Питерс вышел победителем. Он перепрыгнул через сетку и в изнеможении рухнул лицом вниз.
Загорелый оппонент помог ему подняться и без тени сарказма или зависти сказал: «Хорошо поиграли».
Джек хлопнул его по спине и похвалил, как делают настоящие спортсмены. Выглядело это так же неестественно, как если бы он пошел по воде.
Потом двое разошлись в разные стороны, даже не глядя друг на друга. Почему же миссис Питерс заподозрила мужа? Он точно не гомосексуалист. Я могла бы сказать ей, что она ошиблась и ей стоит поискать причины семейных разногласий в себе, но это было бы нечестно с моей стороны: клиент останется без денег и без каких-либо доказательств. Я решила раздобыть побольше сведений.
Мы с Рэй поплелись за объектом к мужской раздевалке, и я велела сестре ждать мистера Питерса в холле. Она прибавила громкость на своей рации и раскрыла газету. Я посмотрела на нее со стороны. Рэй использует прием с газетой уже много лет – раньше мне всегда казалось это глупостью, почти пародией на частного детектива, особенно когда сестренке было восемь и она выбирала деловую рубрику в «Кроникл». Но в тот день я посмотрела на нее – газета сложена пополам, взгляд бегает между страницей и дверью в раздевалку – и почему-то успокоилась.
В коридоре я заметила загорелого красавца. Он беседовал с каким-то парнем в элегантной голубой рубашке и голубых напульсниках, от которого пахло дорогим одеколоном. Недолго думая, я склонилась к фонтанчику с водой.
– Дэниел, поиграешь со мной? – спросил Элегантный. – У Фрэнка срочная операция, а я уже заказал корт.
