– То есть следующий раз будет?
– Я просто так выразился.
– Можно мне зайти на минутку? Ради такого случая я даже спущусь.
– Изабелл, я не хочу тебя видеть.
– Но мне еще столько нужно объяснить.
– Что я сказал?
– Ты сказал, что не хочешь меня видеть. Я тебя слышала.
– И что это значит?
– То, что ты сказал?
– Да.
– Что ты не хочешь меня видеть.
– Правильно.
– А можно спросить почему?
– Поверить не могу! Неужели я еще с тобой разговариваю?
– Мне ответить на твой риторический вопрос?
– Изабелл, я зол.
– Понимаю. Просто хочу узнать, что именно тебя разозлило, и попытаться это исправить.
– Ты мне врала. Во всем.
– Не во всем.
– Спокойной ночи, Изабелл, – сказал Дэниел и закрыл окно.
Выкуп
На следующее утро моя сестра проснулась ровно в 6.30. Наступил первый день ее зимних каникул, а значит, закончилось трехмесячное наказание (правда, во время этого наказания Рэй разрешалось шпионить – за мной). Прошло две недели с тех пор, как дядя получил таинственную записку. Две недели сестричка разрабатывала план нападения.
Она встала, почистила зубы, умылась, натянула джинсы, одну футболку с длинными рукавами и одну с короткими (белую и красную соответственно), пять раз провела гребнем по волосам, взяла телефон, накрыла микрофон тряпкой и позвонила.
Дядя Рэй, любитель поспать до обеда, ответил после четвертого гудка.
– Алло.
– Слушай меня внимательно, – сказал менее звонкий, чем обычно, голосок. – Если хоть на шаг отойдешь от моих указаний, можешь попрощаться с рубашкой. Усек?
Упоминание счастливой рубашки тут же рассеяло остатки сонного тумана, в котором еще пребывал дядя Рэй. Он не видел ее уже две недели, и это успел почувствовать весь дом. Дядя ударился ногой об косяк – потому что на нем не было любимой рубашки. Он получил штраф за стоянку в неположенном месте, пролил стакан воды, набрал два фунта, полицейские вломились на его последний покер – всему этому была причиной похищенная рубашка.
– Я все расскажу Альберту, – пригрозил дядя.
– И больше никогда ее не увидишь.
Рэй угодил в западню и понял это.
– Чего тебе надо? – вяло пробормотал он.
– Садись в автобус и поезжай в банк «Уэллс Фарго» на Монтгомери и Маркет-стрит. Сними со счета сотню баксов.
– Знаешь, это вымогательство.
– У тебя сорок пять минут.
Сорок пять минут
Согласно указаниям, Рэй вошел в банк «Уэллс Фарго» и снял со своего счета сто долларов. На улице к нему подъехал мальчик на скейтборде.
– Дядя Рэй? – спросил он.
Дядя тут же развернулся в поисках племянницы, но ее нигде не было. Он злобно покосился на подростка:
– Чего тебе?
Тот дал ему мобильный.
– Вам звонят.
Рэй взял телефон, и мальчик уехал.
– Алло.
– Ровно в восемь пятнадцать будь у телефонной будки на Рыбацкой пристани, возле Музея восковых фигур.
– Когда я получу рубашку?
– У тебя двадцать пять минут. Избавься от телефона.
Дядя выбросил мобильный в урну, ничуть не сомневаясь, что за ним следят. Он поймал такси и подъехал к музею раньше времени. Немного подождал у будки, пока не заметил девушку, которая шла к автомату и рылась в сумочке явно в поисках мелочи. Тогда дядя Рэй зашел внутрь, взял трубку и притворился, что разговаривает. На самом деле он изрыгал поток бессвязных ругательств. Наконец телефон зазвонил.
– Да! – сказал Рэй самым грубым тоном, на какой был способен.
– Купи билет в музей и погуляй там, – распорядился уже более узнаваемый голос.
– Да это же тринадцать баксов! – воспротивился дядя, который не пошел бы в Музей восковых фигур и задаром, даже если бы там угощали выпивкой.
– Думаю, ты уже сойдешь за пенсионера. А это всего десять долларов и пятьдесят центов.
– Что, если я не пойду?
– Сброшу твою рубашку с моста. Прямо сейчас.
– Да что я тебе такого сделал?
– Перечислить?
– Ладно, иду.
Дело Сноу
Когда дядя Рэй собрался с силами и зашел в музей, я постучала в дверь Джозефа и Абигейл Сноу на Миртл-авеню в округе Мэрин. Миссис Сноу открыла дверь, и меня захлестнула волна крепкого аромата. Позже выяснилось, что пахло попурри, но в ту минуту слишком много других раздражителей атаковало мой мозг, поэтому я даже не задумалась об источнике запаха.
Абигейл Сноу было около шестидесяти. На ней красовалось старомодное платье с цветочным узором, будто из сериала 50-х. Ее прическа тоже застряла в далеком прошлом, а заодно и в добром баллончике лака для волос. Ростом Абигейл была примерно пять с половиной футов, телосложения скорее крепкого, чем пухлого, отчего казалась высокой и даже грозной. Платье ей не шло, зато было идеально выстирано и отглажено. Все в доме походило на саму миссис Сноу: безвкусно, но идеально чисто.
По резиновым половичкам я прошла в гостиную, которая представляла собой прямо-таки видение в белом. Все здесь было белоснежное, кроме мебели вишневого дерева и коллекции декоративных тарелочек. Никогда в жизни я не видела столько кружевных салфеток в одном месте. На стенах почти не было фотографий, только две над камином. По мальчикам с идеальной детской внешностью – галстуки-бабочки, чистая кожа, натянутые улыбки – ничего нельзя было сказать о том, какими они вырастут. Мне даже представилось, что Абигейл так и хотела заморозить их во времени, как весь свой дом.
Хозяйка строго меня осмотрела и только потом предложила сесть на белый диван, покрытый полиэтиленом. Я недавно перестала строить из себя учительницу и была в джинсах, кожаных ботинках и потертом бушлате, который купила в армейском магазине. Я думала, что выгляжу вполне прилично, Но Абигейл явно была иного мнения.
– Надо же, – сказала она. – Девочки сегодня одеваются совсем как мальчики.
– Ага. Правда, здорово? – ответила я, уже решив, что хозяйка мне совсем не нравится.
– Хотите чаю? – спросила Абигейл, не желая обсуждать преимущества мужской одежды.
Так как я избегала родительской кухни (вернее, самих родителей) и умирала от голода, то тут же согласилась. Сидя на скрипучем белом диване, я старалась не двигаться: боялась, что, если поставлю ногу на открытый ковер, меня тут же вышвырнут из дома и ничего не расскажут. Несколько раз я напоминала себе, что надо разговаривать вежливо, но через пару минут забыла об этом.
