— Лен, — клацая зубами, прошептала я, силясь унять дрожь. Получалось так себе, поэтому обращение к студентке прозвучало довольно невнятно. Я откашлялась и повторила попытку: — С-слышь, п-по-ос-сторожней, пжалс-ста!
— Иди на фиг! — поблагодарила за заботу Ленка.
Ямка под проволокой становилась все глубже, я уже начала успокаиваться, но тут Насте, о существовании которой я уже успела забыть, пришла в голову мысль дернуть меня за ногу и поинтересоваться:
— Как дела?
В принципе вопроса я не услышала. В страшной панике я выхватила из кармана «лимонку», выдернула чеку и, завопив во всю силу легких «Атас, граната», зажмурилась и швырнула ее, не глядя.
Громыхнуло конкретно. Причем, как мне показалось, где-то поблизости, потому как на голову посыпались песок, какая-то зелень, щепки и комья грязи. Я открыла глаза и очень обрадовалась, когда увидела пред собой Ленкины ноги. Ухватив одну из них, я хорошенько ее дернула и весело воскликнула:
— Ленка! Ты жива!
— А как же! Нас, артиллеристов, простой гранатой не возьмешь, — басом ответила Ленка. Она повернулась на спину, уселась, и я увидела, как студентка держит в своей левой руке свою же правую. Или наоборот. В волнении разобрать не удалось, где лево, где право…
— Да отпусти же ты меня, лиана первобытная! Вот вцепилась, прости господи, чисто муха цеце! — донеслось до меня то ли справа, то ли слева.
Я снова открыла глаза. Рядом сидела артиллеристка и пыталась вырвать из моих цепких рук свою ногу. При ближайшем рассмотрении у Ленки обе руки оказались крепко приделаны к туловищу, голова и ноги тоже, словом — все, как и должно быть у нормального, здорового, а главное, живого человека. А вот я выглядела со стороны, мягко говоря, нелепо. Ногу студентки я отпустила, конечно (чего ее держать, коли она сама держится), и смущенно поинтересовалась:
— Все живы?
— Ну, дедушка Ленин точно умер, причем давно. А если ты имеешь в виду присутствующих здесь дам и одного кавалера, то мы в полном порядке, — Дарья говорила со мной так, словно я шизофреник в период обострения, и даже погладила по голове: — Ты просто заснула, Славик, и тебе приснился дурной сон.
— Угу, — буркнула я, радуясь в душе, что мне не приснилось, как я в голодном экстазе поедаю куриную ножку. Хорошо бы я смотрелась, вцепившись зубами, а не руками в Ленкину ногу! Опустив глазки, я тихонько захихикала, довершив тем самым образ тронувшейся умом.
Я помнила: перед тем, как заснула, Настя очень оживленно беседовала с Ингумбой. Сейчас они молчали, глядя в огонь и по очереди глубоко вздыхая. Да и у всех «амазонок» были какие-то сосредоточенно-печальные лица. Значит, я пропустила что-то важное и интересное. «Ничего, сумасшедшим все можно», — решила я и громко поинтересовалась:
— Что новенького?
Вопрос, судя по испуганным взглядам девчонок, быт задан некорректно, поэтому я уточнила:
— Я имею в виду, что нового рассказал Ингумбо…
Проигнорировав вопрос, Настя полюбопытствовала:
— Ты выспалась, Славик?
— Ну… В общем-то… Кажется, да.
— Отлично. Девчонки, вы не разбредайтесь далеко, ложитесь прямо здесь и постарайтесь уснуть. Завтра у нас тяжелый день, всем нужно набраться сил. А я пока Славке расскажу, что было, что будет, чем дело кончится, если повезет, и если не повезет — тоже…
Так и хотелось сказать «Аминь, дщери мои», но я благоразумно промолчала.
«Амазонки» безропотно последовали совету Насти и устроились на ночь прямо у костра. Ингумбо, к «амазонкам» не относящийся, ложиться не стал. Он сидел с длинной палкой в руках и время от времени ковырялся в углях. Я, грешным делом, подумала, что отдыхает наш Пятница только тогда, когда ему хорошенько вломят по голове.
— Так что поведал Ингумбо? Я много интересного пропустила? — хмуро поинтересовалась я.
— Да, в общем-то, не очень. Вот послушай… — И Настасья рассказала довольно занятную историю.
Как уже упоминалось, Ингумбо служит сержантом в армии Зимбабве. С недавнего времени, примерно месяца три, в Зимбабве начались теракты: то машина, начиненная взрывчаткой, взорвется где-нибудь в густонаселенном районе, то взрывное устройство обнаружат в здании местного правительства. Однажды взяли в заложники какого-то крупного чиновника и потребовали за него выкуп — один миллион долларов… В общем, спокойная служба у сержанта Ингумбо кончилась. После очередного взрыва в местной печати появилась статья, в которой террористы обещали стереть республику с лица Африки и завладеть всеми ее полезными ископаемыми. Замечу, кстати, что в Зимбабве богатейшие залежи урана. Кроме того, авторы статьи сулили разместить по всей территории страны ракеты с ядерными боеголовками. Статья заканчивалась уже знакомыми, к сожалению, всему миру словами «Аллах акбар».
Правительство выступило с ответным обращением, которое сводилось, если коротко, «Хрен вам, а не Зимбабве. А чиновнику можете отрубать все, что пожелаете, мы, мол, все равно хотели его снимать с должности за взяточничество в особо крупных размерах». В общем, показали террористам большую дулю. Показать-то показали, но армию на всякий случай привели в состояние боевой готовности — террористы, как известно, народ обидчивый, мало ли чего могут учинить.
Однажды ночью Ингумбо с двумя своими сослуживцами заступили на патрулирование. Тут-то их и повязали. Товарищей на месте шлепнули, а Ингумбо только по башке шарахнули. Он отключился, разумеется. В себя пришел лишь спустя несколько часов. Сержант сидел на бетонном полу в каком-то доме. Рядом стояла пластиковая бутылка с мутной водой и лежал кусок хлеба. Сколько времени он провел в этой тюрьме, сказать трудно. По его ощущениям примерно часов восемь. Тут и гости пожаловали: шесть человек явно арабской национальности. Один из них, начальник, видать, что-то спросил у Ингумбо на своем языке. Но поскольку Ингумбо языкам не обучен, ответить не смог, а только выругался по-арабски. Этому ругательству он научился у одного пленного террориста. Что ругательство означает, Ингумбо не знал, зато арабы сильно осерчали. Главный дал знак своим людям, и те принялись молотить Ингумбо, не жалея ни рук ни ног. Своих, разумеется. Парень снова впал в беспамятство. Очнулся уже в гроте, понял, что жить осталось недолго, пригорюнился и напоследок еще раз выругался по-арабски. Наверное, очень эмоционально это у него получилось: арабы принялись мутузить бедолагу с особой тщательностью и усердием, чтоб уж до смерти забить. А для верности прострелили еще и колено — не умрет от побоев, так от потери крови точно ласты склеит. Сразу не пристрелили, видать, чтоб помучился подольше. В общем, если б не мы, сбылась бы мечта террористов — принял бы Ингумбо мученическую смерть.
— …Вот такие дела, Ярослава. Даже и не знаешь, что думать, — закончила Настя.
— Ну, как раз подумать есть над чем. Ты, если хочешь, ложись спать, а я еще посижу немножко.
Настя охотно последовала совету. И остались мы с Ингумбо у костра вдвоем. Иногда Ингумбо что-то бормотал, шевеля угли, и тогда пламя костра вспыхивало ярче, заставляя золотые искорки плясать веселее.
