— Ладно, поезжай, — согласилась я, тщательно маскируя свою радость. По правде сказать, мне и самой не терпелось вернуться к дискете. Димка тоже порядком надоел: всего-то, что нога сломана, а капризов — как у смертельно больного, того и гляди, ласты склеит.
Остаток вечера прошел относительно спокойно, если не считать небольшой стычки Клавки и Димыча по какому-то пустяку. Уже в постели Брусникин, потерев ушибленную голову, немного обиженно проворчал:
— Виданное ли дело, живого человека по башке гладильными досками колотить! Слушай, а что гам Клавка о каком-то чемодане с баксами болтала?
«Дура потому что», — зло подумала я, а вслух равнодушно произнесла:
— Пустое! Я ей сон свой рассказала, и у нее, видать, с хмельных глаз в голове и замкнуло что-то... Желаемое за действительное выдавать она мастер, сам знаешь...
Димка, похоже, успокоился, а я, желая закрепить эффект, прибегла к старому как мир способу, и подозрения Брусникина вскоре улетучились окончательно.
Начавшийся день не обещал ничего хорошего. Я проснулась с головной болью (сказалось принятое накануне лекарство от стресса) и, как следствие, в дурном настроении. Но это еще полбеды. Будильником у нас в семье работает Клавка. Именно она встает с первыми лучами солнца и будит всю округу звонким кукареканьем, то есть воплями о наступлении утра. Однако сегодня никаких воплей слышно не было, что само по себе настораживало и заставляло задуматься о наличии Клюквиной в квартире. Тихонько выскользнув из кровати, я отправилась на поиски сестрички-невидимки. Обнаружилась она в туалете за запертой дверью. То есть это я предположила, что за дверью именно Клавка. Раз Димка мой еще спит, а я уже встала и стою под дверью босая и в пижаме, значит, Клавдия — в туалете.
— Клава, ты что делаешь? — Вопрос прозвучал по меньшей мере невежливо. В самом деле, что может делать в туалете нормальный человек? Не рыбу же ловить! Но то — нормальный человек. Моя Клавка, увы, к этой категории граждан не принадлежала и в туалете могла заниматься чем угодно.
В первую минуту из туалета не донеслось никаких звуков. Я терпеливо ждала, потом повторила вопрос и припала ухом к двери. Наконец послышался раздраженный клюквинский голос:
— Попробуй угадай с трех раз!
И опять же, homo normalius в подобной ситуации оконфузился бы и, пробормотав извинения, удалился. Наверное, я тоже выпадаю из данной классификации, потому что, по-прежнему стоя под дверью, пожала плечами и предположила:
— Деньги считаешь...
Дверь тут же врезала мне по лбу. То есть сама по себе она этого не могла бы сделать — ей помогла Клавдия.
— Вот чего ты орешь, а?! Что ж тебе неймется-то?! Хочешь, чтобы все соседи узнали, что мы разбогатели в одночасье? — набросилась на меня сестра. В руках Клавка держала два подозрительно пухлых полиэтиленовых пакета. Рядом с унитазом стоял пресловутый кожаный кейс.
— Так ты в самом деле считаешь деньги? — удивилась я.
— А что, по-твоему, я могу делать в столь ранний час в туалете?
— Да, действительно, как-то я не подумала... Извини. Ну, и каков улов?
— Не могу знать! Потому как ваше высокоблагородие явилось и меня со счету сбило. Кстати, почему это ты так рано вскочила?
— Думала, проспала...
— Уж лучше бы проспала, — качнула головой Клавдия и протиснулась мимо меня в свою комнату. Там она засунула пакеты с деньгами в наволочку, ее, в свою очередь, завернула в старое покрывало, а получившийся тюк убрала на антресоли. Кейс, не долго думая, сестрица вышвырнула в окно. Я с удивлением наблюдала за этими манипуляциями. Если попытка спрятать деньги мне еше была понятна, то бросание дорогими кожаными чемоданчиками произвело гнетущее впечатление — кейс вполне можно было употребить в дело: подарить Брусникину на Новый год, к примеру.
— Не, ну точно, у тебя по утрам мозговая активность заметно понижена, — вздохнула Клюквина, когда я попеняла на ее расточительность. — Думаешь, твои пупсик глупее паровоза? Думаешь, он не знает, что подобные подарки на твою зарплату купить невозможно?
Факт бесспорный, его нельзя не признать. Но я все равно обиделась за свою мозговую активность и с изрядной долей ехидства заметила:
— Зато у тебя с мозгами полный порядок: деньги в наволочку засунула! По-твоему, им в чемоданчике было неуютно?
— Узко мыслишь, Афанасия! Чемоданчик — это улика! Мы от нее избавились. Теперь можно с чистой совестью говорить: мол, никакого чемодана у нас нет. И заметь, это будет чистейшая правда. А правду, как заметил Иешуа ГаНоцри, говорить легко и приятно.
— Почему-то мне кажется, что и сам чемоданчик, и его содержимое мало волнуют тех, кто собирается его искать... — задумчиво молвила я. — А дискету ты куда дела? Тоже в наволочку засунула? Или, может, вместе с кейсом выбросила?
Клавдия с минуту моргала, а потом совершенно невинным тоном поинтересовалась:
— Какую дискету?
Все понятно, сестричка решила поиграть в Сталинград: ни шагу назад! Что ж, у нее это неплохо получается, по крайней мере со мной.
На работу мне нынче нужно было лишь к третьему уроку, поэтому я с удовольствием поплескалась в душе, неторопливо позавтракала, помогла Брусникину со сборами, снабдила его ценными указаниями и лишь после этого отправилась в школу. По дороге я про себя машинально отметила, что чемоданчик уже подобрали. Какой-нибудь бомж наверняка обрадовался неожиданному подарку.
...Не люблю я все-таки последние дни перед каникулами. Как правило, четвертные отметки уже выставлены, и у оболтусов наблюдается полная потеря интереса к учебе. Они готовы заниматься чем угодно, хоть капитальным ремонтом школы, только не уроками. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что и учителя в эти дни не слишком охотно делятся знаниями — и кроме этого дел полно. Нужно заполнять журналы, подводить итоги, готовить отчеты, составлять план проведения каникул — да много еще чего!
Я вошла в учительскую и досадливо сморщилась: девчонки из 10 «А», оживленно переговариваясь, производили генеральную уборку помещения.
— Здрассти, Афанасия Сергеевна! — хором поздоровались невольные поборницы чистоты.
— Проходите, не стесняйтесь, вы нам не помешаете, — сострила Ленка Огородникова, симпатичная веселушка-хохотушка и большая умница при этом.
В другое время я бы тоже пошутила, но сегодня, как уже говорилось, настроение мое было далеко не радужным, да и гомон девчонок добавлял головной боли. Оттого я, вяло ответив на приветствие, отправилась к себе. Звонок с урока застал меня в пути, и дети с радостными воплями высыпали в коридор. Кабинет был уже близок, оставалось только отпереть замок, но я замерла у двери с открытым ртом и почувствовала, как глухо ухнуло сердце. Прямо на меня шел тот самый кожаный чемоданчик, который сегодня утром выбросила из окна Клавдия. Вернее, шел не сам чемоданчик — ему помогал шкет из шестого или седьмого класса. Я в этих параллелях не работаю, потому не знаю имен учеников, да и лица их для меня все одинаковые. Одно могу сказать точно: парень учится в нашей школе и чемодан у него в руках тот самый, об этом свидетельствовала широкая, совсем свежая царапина на мягкой коже. Эту царапину «посадила» я лично, когда вытаскивала чемодан из разбитой машины. Но и без царапины ошибиться в том, что кейс «наш», было невозможно: во-первых, я успела его изучить вдоль и поперек, а во-вторых, едва ли родители купили бы такую дорогую вещь своему малорослику. Пацан собирался прошмыгнуть мимо меня, но я вцепилась в его плечо мертвой хваткой и потащила к себе в кабинет. Со стороны, наверное, это выглядело странно, если не сказать пугающе: учительница тащит трепыхающегося ученика, подобно голодному крокодилу, увлекающему свою жертву на дно водоема. Как раз «вовремя» мимо проходили мои великовозрастные оболтусы. Сашка Бубнов с истинно джентльменской галантностью предложил:
