Как только мальчик выбежал из ее спальни, Бьянка встала и
надела то самое простое платье, в котором обычно посещала больных. Потом на
цыпочках подошла к кровати и посмотрела на Йена, беспокоясь о том, что Нило
разбудил его. Нет, красавец граф безмятежно спал, на его лице застыло выражение
умиротворения. Бьянка вспомнила о топазе Фоскари, все еще висевшем у нее на
груди, расстегнула замок на цепочке и сняла с себя драгоценность. Потом наскоро
нацарапала записку Йену, объясняя, куда ушла, быстренько поцеловала его в щеку
и, завернувшись в свой самый теплый плащ, побежала искать Нило.
Мальчишка ждал ее у ворот дворца возле самой кромки воды.
Как только Бьянка пробралась в крохотную каюту и уселась там на скамью, Нило
прикрикнул на гондольеров, чтобы те пошевеливались. Недовольно ворча,
гондольеры заработали веслами.
Они так и ругались всю дорогу, пока гондола не проскользнула
во внушительные ворота цейхгауза. Бьянка, думавшая только о Йене и испытывавшая
неуместную радость, попыталась сконцентрироваться. Ей надо заставить себя
забыть о том, как пахнут его волосы, как приятно его щетина, отросшая за ночь,
щекотала ее кожу, как его рука властно обнимала ее. Бьянка вздохнула полной
грудью и только теперь вернулась в настоящее.
Нило сделал знак стражнику, который приподнял тяжелые ворота
ровно настолько, чтобы гондола смогла проскользнуть под ними. Бьянка вспомнила,
что когда первый раз приехала сюда, ей пришло в голову, что Данте, наверное,
побывал здесь, прежде чем взяться за описание ада в «Божественной комедии». Сейчас
ощущение того, что она находилась в преисподней, подкреплялось еще и мерзким
холодным дождичком.
Повсюду суетились люди: кто-то тащил к берегу только что
сплетенные, толстые и тяжелые канаты, кто-то, поднявшись высоко на мачты
строящихся судов, занимался такелажем.
Цейхгауз был ключом к имперской власти Bенеции, где делали
военные корабли, которые помогали венецианским торговцам беспрепятственно
путешествовать по всему миру.
Отец как-то описал Бьянке пышный банкет, который посетил
один высокий сановник в честь закладки нового корабля. К тому времени когда три
тысячи гостей утолили свой аппетит, корабль был готов к спуску на воду. Бьянке
было известно, что в дальнейшем темпы строительства судов еще более возросли.
Работа в цейхгаузе не прекращалась ни днем ни ночью. Казалось, цейхгауз, как
какой-то огненный монстр, никогда не спит.
Несмотря на то что сам цейхгауз процветал и постоянно
расширялся, квартиры, где жили проститутки, становились все более убогими и
обветшалыми.
Бьянка направилась вслед за Нило. Они поднимались по
влажным, скользким ступенькам, когда она услышала страдальческий крик.
Распахнув дверь, сколоченную из реек, Нило провел Бьянку в комнату, где жил со
своей теткой.
Беременная женщина, явно не намного старше ее, корчилась от
мук на убогой кровати.
Едва Бьянка прикоснулась к ней, она судорожно вцепилась
пальцами в ее руку. Марина была прикрыта грубой простыней, которая когда-то
была белой, но теперь превратилась в грязно-серую.
Повивальная бабка, сидевшая в углу, повернулась к Бьянке и
зашептала:
— Все равно теперь уже никто не поможет. Ребенок сильно
зажат. Я видела больше родов, чем тебе лет, детка, и знаю, когда надежды не
остается. Так что чем скорее Господь приберет ее, прекратив страдания, тем
лучше.
Пожилая женщина истово перекрестилась, а Бьянка стала
обдумывать ее слова. В словах повитухи сомневаться не приходилось. Но у нее,
как и у остальных повитух цейхгауза, часто неграмотных и необразованных, не
было самых современных инструментов. Бьянка вспомнила, как за месяц до смерти
отца была на лекции по анатомии в Падуе. Тогда знаменитый испанский доктор
демонстрировал технику помощи роженицам, которая, по его мнению, применялась
еще в Древнем Риме. Более того, он был уверен, что именно ее использовали,
когда родился Цезарь.
Бьянка понимала, что иного выхода у нее нет. Если она
возьмется за операцию, то у Марины с ребенком останется хотя бы минимальный
шанс выжить, а если испугается, они оба обязательно умрут.
— Нило, — заговорила она, — мне нужна чистая
вода. Много воды. И немного граппы. — Вытащив из-за пояса кошелек, она
бросила его мальчику и велела поторапливаться.
Как только Нило выбежал из комнаты, Бьянка задрала юбку и
сняла свои подвязки. Тонкие льняные бинты из саквояжа можно было накладывать на
небольшие раны, но при обширном кровотечении они были бесполезны. Под
изумленным взглядом повитухи Бьянка стянула с ног толстые шерстяные чулки и
отрезала широкую полоску от своей плотной юбки. Когда Нило вернулся, Бьянка
влила в рот Марине солидную порцию граппы, потом, подняв простыню и
помолившись, взялась за дело.
Прошло чуть больше часа. Марина уже прижимала к груди своего
крупного здорового сына, а Бьянка еще накладывала швы. Много лет спустя Марина
с гордостью демонстрировала всем шрам на своем животе и говорила, что не
удивляется тому, что у нее такой замечательный сын, ведь он появился на свет
таким же путем, как и Юлий Цезарь. Но в те тяжелые мгновения, после долгих
часов страдания и некоторого облегчения, вызванного большой дозой виноградной
водки, Марина была в состоянии лишь крепко сжимать своего сына и твердить как
молитву: «Спасибо тебе, Мадонна, спасибо…»
Когда операция близилась к концу, Бьянке пришла в голову
мысль — оставить при себе Марину с детьми. Знатной женщине полагается иметь
горничную. Наверняка Йен не станет возражать против этого. Конечно, Марине
понадобится немало времени, чтобы оправиться после тяжелейших родов, но процесс
восстановления пойдет быстрее, если она окажется под крышей дворца Фоскари, а
не в этом омерзительном доме. К тому же Бьянка сможет наблюдать за состоянием
матери и младенца, не говоря уже о том, что Нило все время будет рядом, а это
ей было весьма выгодно. Единственная проблема заключалась в том, как перевезти
женщину, только что перенесшую операцию.
Однако чего Бьянка никак не ожидала, так это того, что
Марина станет отказываться от ее предложения.
— Я не смогу, — прошептала она слабым
голосом. — Я обучена лишь одному ремеслу и понятия не имею о том, что
должна делать горничная…
Наконец, уступив уговорам Бьянки, которая убедила ее в том,
что ей не придется ни часто кланяться, ни объедаться корицей, Марина сдалась и
позволила двум гондольерам перенести ее. Донна Роза провожала ее, на ходу давая
всевозможные указания. Нило, который все время молчал, выходя из комнаты,
остановил Бьянку.
Поднеся ее руку к губам, он отвесил ей низкий поклон с той
серьезностью, какую только позволяли его тринадцать лет.
— Спасибо вам, хозяйка, — произнес мальчик
дрогнувшим голосом и поспешил опустить голову, чтобы Бьянка не увидела дрожащие
на его ресницах слезы.
— Пойдем скорее, — улыбнувшись, сказала ему
Бьянка. — Не хотим же мы опоздать на лодку.
Погода ухудшилась. Пока они были в доме, разразился
настоящий шторм. Мелкий дождь превратился в сплошную стену воды. Прежде чем
ступить в гондолу, Бьянка подняла голову к небу, надеясь увидеть хоть какой-то
просвет. И вдруг земля у нее под ногами задрожала. А потом все небо осветилось,
словно Юпитер выпустил разом все молнии, которые держал про запас. Бьянка
услышала страшный, оглушительный грохот, увидела вспышку, и вдруг все
потемнело.
