После смерти матери все заботы о ребенке взяла на себя
тетушка Анатра, но она беспокоилась лишь о том, чтобы Бьянка побольше времени
проводила дома, чтобы сберечь ее для собственного сынка. К несчастью для
Анатры, ее усилия пропали даром: несмотря на вышедшие из моды туалеты, Бьянка выглядела
прелестно, и кавалеры так и увивались вокруг нее.
— Признаюсь, мне бы нужно приобрести новое платье для
работы, потому что старое испортилось при пожаре, но целый гардероб?..
Йен, который все время только и делал, что ругал Бьянку или
представлял ее обнаженной, как-то не обращал внимания на ее наряды. А потому
этот разговор заинтриговал его. Вдруг он так и увидел женщину в сине-золотом
парчовом платье с низким вырезом и сапфирами на груди. А потом он представил,
как она разделась и на ней остался лишь сапфир. Его гнев быстро перешел в
сильное возбуждение. Чтобы скрыть его, он снова сел за стол.
— Франческо и Роберто просто стараются быть
вежливыми, — заявил он. — Твой гардероб — это пародия на
одежду. — Он обратился к дядюшкам: — Закажите платья у Ринальдо Стуччи. И
напомните ему, что я предпочитаю сине-золотую парчу. Разумеется, я оплачу все
расходы.
Бьянка дважды ахнула — в первый раз, когда Фоскари упомянул
имя самого модного портного Венеции, а во второй, когда он заявил, что сам
оплатит все расходы.
— Господи, да мы же именно синьора Стуччи и заставляем
сейчас ждать! Он привез на примерку десять платьев. — Франческо замолчал
на мгновение, чтобы перевести дыхание, и, заметив, что Бьянка опять открыла
рот, поспешил продолжить: — Ты, конечно, сделал очень щедрое предложение, Йен,
но мы не сможем принять его. Наша обязанность, скорее, даже наша привилегия —
снабдить твою невесту новым гардеробом. Ведь ты знаешь, каковы обычаи. —
Франческо посмотрел в глаза племяннику, а потом перевел взор на Бьянку, которая
больше не пыталась перебить его.
Мысль о хорошо одетой невесте, точнее, о том, как он будет
раздевать хорошо одетую Бьянку, была столь соблазнительной, что Йен не стал
раскрывать уловки стариков и решил не вмешиваться в их планы. Ко всему прочему
он понимал, что Бьянка ничего от него не примет.
Бьянка сделала еще несколько попыток объяснить, почему ей не
нужны новые вещи, но все ее аргументы разбивались о неопровержимые доводы
Франческо, Роберто и самого Йена. Когда часы пробили шесть, она позволила отвести
ее к портному.
Через восемь часов Бьянка крепко спала в своей постели.
Целых три часа она провела с портным, но следовало признаться, что те роскошные
платья, которые он предложил, доставили ей неожиданное чувственное
удовольствие. После долгих разговоров о тканях, просмотра модных журналов,
снятия мерок и бесконечных объяснений портного по поводу разницы между
аппликацией и вышивкой она чувствовала себя измученной. За ужином в компании
Роберто и Франческо она даже не смогла рассказать им обещанную историю о
чудесном рождении Цезаря и не говорила ни слова до тех пор, пока речь не зашла
о цветах для бала. Тогда, ко всеобщему изумлению, Бьянка выпалила:
— Гардении — любимые цветы Йена. — После этого она
выбежала из-за стола, скрылась в своей комнате, заперлась там и горько
разрыдалась. Однако затем последовала медицинскому совету, который часто давала
своим, больным, — легла спать.
Йен и нашел ее спящей, когда бесшумными шагами вошел в
комнату глубокой ночью, точнее, ранним утром. Он убедил себя в необходимости
еще раз проверить способность противиться ее чарам. Начал Фоскари с
внимательного изучения ее лица, освещая его прихваченной с собой свечой. Ее
черные ресницы чуть дрожали нежными полумесяцами, и внезапно Йену захотелось
испробовать, станут ли они трепетать под его рукой, как крылья бабочки.
Бьянка лежала на боку лицом к пустующей половине огромной
кровати. Один рукав тонкой ночной сорочки задрался, обнажив ее локоть, а сама
рука словно приглашала Йена лечь рядом. Глядя на то, как от ее дыхания приподнимается
вверх одеяло, Йен испытал какое-то странное чувство, которое не мог описать, но
был уверен, что это не возбуждение. Поздравив себя с тем, что собственное
средство избавления от чар Бьянки оказалось столь действенным и что он не
рискует быть соблазненным ею, Фоскари решил, что ему следует принять ее
непроизвольный жест как предложение лечь к ней в постель.
Но как только он сбросил с себя одежду, лег на кровать и
прижал к себе теплое податливое тело женщины, Фоскари понял, что ошибался.
Какими бы раньше ни были его чувства, сейчас они переросли в горячее желание.
Когда нежная ткань ее ночной сорочки коснулась его бедер, его тело пронзила
дрожь. А когда Бьянка инстинктивно дотронулась рукой до его щеки и шеи, Йен
подумал, что не сумеет сдержать себя. Это безумие, сказал он себе, так
возбуждаться от простого прикосновения. М-да, похоже его лечение оказалось не
столь совершенным, как он только что подумал, и помочь ему, пожалуй, сможет
только соитие. Приняв решение, Йен погладил лицо Бьянки, надеясь, что она
откроет глаза и попросит его овладеть ею.
Бьянке снилось, что они с Йеном занимаются любовью. Его рука
дотрагивалась до ее щеки, шеи, груди. Вздохнув, она погладила его шею, грудь,
бок, а потом ее ладонь скользнула ему за спину. Йен стал медленно, очень
медленно задирать подол ее рубашки. Она чувствовала приятное тепло его рук,
касающихся кожи. Когда нижняя половина ее тела оказалась обнаженной, Йен
придвинулся к ней и стал тереть свою возбужденную плоть о ее бедро.
Ее руки порхали по его спине, поглаживали проступающие
сквозь кожу мускулы, наслаждались ее шелковистостью. Бьянка невольно потянула к
себе Фоскари и сама чуть передвинулась, чтобы его естество прикоснулось к
самому чувствительному уголку ее лона. Она чуть раздвинула ноги — не настолько,
чтобы Йен мог лечь между ними, но достаточно для того, чтобы его плоть
доставала до потайных уголков ее тела, изнывающих по прикосновениям.
В своем сне Бьянка видела себя настоящей развратницей.
Оттолкнув Йена, она опрокинула его на спину, а потом уселась сверху и принялась
тереться своим лоном о его твердую плоть. Едва не доведя себя до вершины, она
ввела его естество в свое горячее нутро. Он застонал. Бьянка принялась шептать
ему на ухо, как ей нравится быть с ним, как хорошо ей становится от каждого его
толчка. Ее собственные движения становились все стремительнее, и вскоре их
крики наслаждения, смешавшись, наполнили собой комнату.
Во сне Бьянка сказала Йену, что любит его.
Глава 15
Комната была темной, в ней стоял отвратительный запах.
Человек, привязанный к стулу, стоявшему посреди нее, постепенно приходил в
сознание. Все его тело ныло от побоев, а когда он облизнул губы, то
почувствовал вкус крови. Он хотел пошевельнуть правой рукой, но это движение
причинило ему столь острую боль, что он чуть было снова не потерял сознание. Он
сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя, но чуть не задохнулся от
отвратительной вони. Он даже не знал, что лучше: быть без сознания или обонять
этот мерзкий запах?
Откуда-то донесся шум голосов. Он напряг слух, но стены были
слишком толсты, так что слов разобрать было невозможно. Впрочем, даже в
полубессознательном состоянии он понимал, что слышит ее голос.
