Рядом с ее родственниками находились Арборетти в
сопровождении Франческо и Роберто. Здесь были все, кроме Йена. Они
приветственно кивнули ей, а Майлз даже попытался улыбнуться. Но ничто не могло
компенсировать в ее глазах отсутствие Йена, которое красноречивее всего
подтверждало то, что именно он подал на нее в суд.
В противовес всем ее измышлениям двери зала вдруг
распахнулись, и, не обращая внимания на вопросительные взгляды Франческо и
Роберто, Йен прошел к скамье Арборетти и сел, морща лоб и щурясь, как будто его
одолевала нестерпимая головная боль.
Прежде чем явиться на суд, Йен провел несколько утомительных
часов в сенате — единственном органе власти, который мог воспрепятствовать
вынесению смертного приговора Бьянке. Он использовал все могущество фамилии
Фоскари, но безуспешно. Они остались непреклонны. Йен не мог найти в себе силы
взглянуть в лицо Бьянке, чтобы она увидела его неспособность защитить ее. Он
использовал всю свою политическую власть и могущество титула, даже предложил
увезти Бьянку из Венеции, став добровольным изгнанником, но теперь ему
оставалось лишь сидеть на жесткой, неудобной скамье и смотреть, как женщину,
которую он уже готов был полюбить, обвиняют в убийстве.
Стражники ударили в пол прикладами. Все еще хмурясь, Йен
поднялся вместе с остальными, чтобы приветствовать судей. Никто не знал, кто
они, — дань вековой традиции, свидетельствовавшей о неподкупности суда.
Впрочем, это не мешало горожанам все же преподнести им дары, чтобы повлиять на
исход дела. Один из судей, входящих в заду, размышлял о том, на что потратить
взятку в тысячу двести дукатов: на новую гондолу или на любовницу.
Судьи прошествовали перед собравшимися и уселись на высокие
стулья. Толпа на улице подняла недовольный рев, когда служитель попытался
закрыть перед ними двери. Если уж им нет места в зале, то могут они хотя бы
слушать процесс! Служитель оглянулся на всемогущего судью, но тот решительно
покачал головой. Все знали, что дела об убийстве всегда подогревали нездоровый
ажиотаж в массах.
Бьянка стояла посреди зала, солнечный свет из окна бил ей
прямо в лицо. К ней вернулось самообладание, и она решила бороться за себя. Она
не доставит Йену удовольствия легко избавиться от себя, тем более что он не
смеет даже встретиться с ней взглядом. Один из судей, Альвизе да Понте,
поднялся с места. Бьянка подумала, что он очень похож на мертвеца. Ни его
внешний вид, ни хриплый голос не рассеяли атмосферу дурного предчувствия,
которая витала над залом. Произнеся традиционную публичную молитву о
справедливом и мудром судействе, он обратил к Бьянке свое продолговатое,
похожее на посмертную маску лицо.
— Синьорина, насколько вам известно, суд не занимается
разбором анонимных прошений, если они не подкреплены неопровержимыми доказательствами.
Обвинения, выдвинутые против вас, весомы и доказательны. Вы обвиняетесь в
убийстве Изабеллы Беллоккьо, известной в городе куртизанки. Если вы не
признаетесь в этом, мы предоставим вам доказательства и возможность защищаться.
Процесс будет необоснованно долгим и бессмысленным, потому что улики против вас
многочисленны и достоверны. Поэтому я советую вам признаться в убийстве
безотлагательно. Это избавит всех от ненужных треволнений, и Господь смилуется
над вами. Вы согласны?
Роберто и Франческо затаили дыхание.
— Я не убивала Изабеллу Беллоккьо, — глядя прямо в
глаза судье, недрогнувшим голосом ответила она.
Синьор Альвизе разочарованно вздохнул.
— Хорошо. В обвинении сказано: днем одиннадцатого
ноября сего года вы убили куртизанку Изабеллу Беллоккьо в ее постели. Вы долго
и безуспешно пытались взять над ней реванш, а затем в порыве ревности нанесли
ей предательски смертельную рану в сердце. Затем спрятали тело, расчленили его
и утопили.
— Ха-ха! — громко воскликнул Йен, вставая с места.
— Я попрошу вас сесть, д'Аосто, или покинуть зал
суда, — обратил к нему свое бесстрастное лицо судья. — Еще одна
подобная выходка, и вас выведут насильно.
Йен тут же опустился и не стал возражать.
Еще до того, как он так бездарно вмешался в процесс, Бьянка
прониклась к нему презрением. Обвинение в убийстве само по себе отвратительно,
но сопровождать его жестокими анатомическими подробностями с оттенком
сексуальной извращенности вовсе подло! Она обернулась, чтобы наградить его
уничижительным взглядом, но в этот момент к ней подошел стражник и что-то
протянул.
— Хмурое выражение вашего лица свидетельствует о том,
что вы узнали бумагу, синьорина. — Это было утверждение, а не вопрос, и
Бьянка не успела объяснить, что ее хмурый взгляд предназначался жениху.
— Да, ваша светлость. Я узнаю. Это третий сонет
Петрарки.
Второй судья, Архимед Сегузо, взглянул на нее из-под
полуопущенных век:
— Мы здесь не для того, чтобы восхищаться вашей
образованностью, синьорина. Вы узнаете руку, которой это стихотворение написано?
— Да, это писала я, — призналась Бьянка, не
понимая, куда клонят судьи.
— Сколько подобных любовных сонетов послали вы Изабелле
Беллоккьо? — Теперь судья не спрашивал, а угрожал.
— Ни одного.
Синьор Архимед удивленно раскрыл глаза и улыбнулся в кошачьи
усы:
— Тогда объясните, как этот сонет, написанный вашей
рукой, оказался в доме Изабеллы Беллоккьо.
— Я написала его у нее в доме, — спокойно ответила
Бьянка. Даже такой ограниченный человек, как синьор Архимед, мог видеть, что
она говорит правду. — Изабелла была неграмотной, и я учила ее писать. Она
попросила меня записать любовный сонет, который она могла бы копировать
самостоятельно.
— Советую вам, синьорина, не злоупотреблять нашим
доверием, — ответили ей. Она переоценила свою аудиторию. Глаза, взиравшие
на нее, снова стали прозрачно-ледяными. — Как долго вы находились в
любовной связи с Изабеллой Беллоккьо?
— Я никогда не находилась с ней в любовной
связи, — поежилась Бьянка, перебирая влажными пальцами ног, чтобы они не
онемели.
— Возможно, вы и не считаете это проявлением любви. И
все же, когда вы стали домогаться ее любви?
— Я никогда этого не делала. — Она понимала, что
возражать бесполезно. К тому же ноги предательски немели.
— Синьорина Сальва, оцените здраво свое положение. У
нас есть весомые доказательства того, что ваши сексуальные интересы не касаются
мужчин.
— Правда? — Внезапно тепло разлилось по ее телу,
возвращая ей самообладание. — Надеюсь, вы их представите. Это будет
занимательно.
Третий судья поднес лупу к глазам. Корнелио Гримани был
известен своей способностью сохранять полнейшее хладнокровие в течение
процесса, а потом эффектно поймать преступника на каком-нибудь факте. Многие
относили последнюю его способность на счет увеличительного стекла, которым он
пользовался. Казалось, оно обладало магическим свойством проникать в души и
тайные мысли преступников и разоблачать их.
