Вдруг ей все стало ясно. Это у него был сообщник, который
старался запутать следы и скрыть настоящего убийцу. Он покрывает своего
сообщника, награду которого ценит так высоко, что готов пойти на любой подлог и
самое страшное предательство. И сообщник этот очень похож на Моргану да Джиджо.
Йен использовал тело Бьянки, и фал ее чувствами, лгал ей —
все, чтобы защитить женщину, которую действительно любит и всегда любил. Бьянка
понимала, что попалась в ловушку, потому что отчаялась пробудить в Йене любовь,
и вот теперь ей предстояло пережить всю тяжесть его предательства. Он
заслуживает ненависти за обман, за попытку обвинить ее в страшном преступлении,
за то, что целенаправленно делал из нее идиотку.
Краска стыда залила ее щеки при мысли, как, должно быть,
было трудно Йену притворяться. Потом он, наверное, проводил долгие часы с
Морой, веселя ее рассказами о наивности и неопытности Бьянки, о ее смешных
попытках завоевать его сердце или по крайней мере добиться его расположения.
Хуже всего, что он зашел в стремлении одурачить ее настолько далеко, что
придумал душераздирающую историю о сицилийских разбойниках, своей трусости и
предательстве Моры. Бьянка закипала от злости. Он слишком далеко зашел. Она не
позволит делать из себя козла отпущения, не допустит, чтобы он сидел себе
спокойно и наблюдал, как ее осуждают на смерть по лживому обвинению его
любовницы.
— Я огорчена тем, что вы сочли мои рисунки слишком
безвкусными для всеобщего обозрения, — ответила Бьянка синьору
Альвизе. — Я собиралась опубликовать их. Разумеется, пока их у меня не
украли.
— Украли?
Бьянка обрадовалась, когда глазки-щелочки синьора Архимеда
удивленно раскрылись.
— Да. Из моей лаборатории во дворце Фоскари.
— Украли? — повторил судья. — Кто же это
сделал?
— Очевидно, тот человек, который решил обвинить меня в
убийстве Изабеллы Беллоккьо. — Бьянка понимала, что рискует тем, что ее
станут расспрашивать о теле, изображенном на рисунках, но судья, против
ожидания, задал вопрос по существу дела. — Я думаю, либо убийца, либо его
сообщник.
— Вы утверждаете, что кто-то обвиняет вас в убийстве,
чтобы отвести подозрения от себя? — Впервые за последние десять лет на
лице синьора Альвизе появились признаки жизни.
— Да, — гордо выпрямившись, заявила Бьянка, борясь
с соблазном оглянуться на Йена, чтобы увидеть, какое впечатление произвело на
него ее разоблачение.
Синьор Архимед снова прищурился, разглядывая подсудимую и
надеясь угадать, говорит ли она правду или ведет опасную игру с судьями. Он
склонился к ней через стол и задал следующий вопрос:
— Если все действительно так, как вы говорите, то как
вы объясните, что все свидетельства против вас, синьорина Сальва?
Она хотела спросить, какое именно свидетельство тот имеет в
виду, но поостереглась рассердить судью. Слишком многое было для нее поставлено
на карту.
— Я уже дала необходимые объяснения. Довольно трудно
состряпать улику или взрастить свидетеля.
— Взрастить! — Синьор Корнелио воскликнул так
громко и неожиданно, что даже синьор Альвизе подскочил на стуле. Бьянка
испугалась, что все же восстановила против себя этого проницательного человека,
но он, не обращая на нее никакого внимания, крикнул стражникам: — Растение,
растение!
Через минуту в зал суда вошел Лука, неся перед собой
коварное растение с двумя красными цветками. Йен вскочил с места и бросился к
нему:
— Почему он не сказал мне? Почему они?..
Его выпад против свидетеля заставил стражников вмешаться.
Двое из них встали по бокам Луки.
— Вас предупреждали, — напомнил ему похожий на
призрак синьор Альвизе. — Однако, принимая в расчет ваше положение, мы
готовы предоставить вам еще один шанс, если вы обещаете воздержаться от
подобных срывов.
— Не утруждайтесь. — Йен оттолкнул
стражников. — Я ухожу отсюда. Мне здесь больше нечего делать. —
Побелев от ярости, он решительно прошел к выходу, и никто не осмелился встать у
него на пути.
— Если вы покинете зал, вас не допустят на заседание
снова, — крикнул ему вслед синьор Архимед, но Йен только махнул рукой на
его замечание, и дверь за ним захлопнулась.
Зеваки по обе стороны двери, жадно ловившие каждый звук,
проникающий из-за запертых дверей, не могли поверить в свою удачу, когда жених
девушки, обвиняемой в убийстве, покинул зал суда. Даже если бы он не
пользовался репутацией человека, с которым лучше не связываться, выражение его
лица было таковым, что никто из толпы не посчитал возможным препятствовать ему.
Только Туллия набралась храбрости подойти к нему, когда он проходил мимо. Но
Йен был так погружен в свои мысли, что не расслышал ее слов. С каменным лицом
он спустился по лестнице к причалу, где его ждала гондола.
Бьянка была удивлена загадочным появлением слуги Йена, но
еще более странным поведением самого графа. Какой идиоткой она была! Она
надеялась заставить его признаться в содеянном, но ее разоблачения вынудили его
позорно бежать. Йен понял, что еще немного — и все укажут на него пальцем как
на позорного убийцу и предателя, и воспользовался случаем, чтобы покинуть зал
суда.
Она вела себя неразумно, сначала доверившись Йену, а потом
спровоцировав его. Ее независимый дух, рациональность, образованность завели ее
в тупик. Точнее, привели к тому, что ее ждут несколько ночей в тюремной камере
и смертный приговор. Преждевременный уход Йена был красноречивее вердикта
судей.
Тоска, нахлынувшая на нее посреди унылого зала суда,
казалась настолько глубокой и безысходной, что она почувствовала, что сейчас
захлебнется в ней. И вдруг чихнула.
Лука поставил растение на стол подальше от нее, но она уже
не могла остановиться и продолжала чихать, когда судья обратился к ней:
— Вы узнаете это растение, синьорина Сальва?
Бьянка попробовала ответить, но не могла сдержаться, снова
чихнула и ответила на вопрос кивком. Тогда синьор Архимед взял что-то из горшка
и высоко поднял над головой. Это был длинный тонкий кинжал, как раз такой,
каким закололи Изабеллу.
— Вы можете объяснить, каким образом этот кинжал,
предполагаемое орудие убийства, оказался спрятанным в этом горшке?
— Нет, я никогда не видела его раньше, — с трудом
ответила Бьянка, борясь с чиханием.
— Значит, это не вы спрятали его в горшок? —
недоверчиво спросил синьор Архимед.
— Нет, я не могла бы приблизиться к этому растению, не
покрывшись аллергической сыпью, — с трудом вымолвила Бьянка.
— Но я не могу понять, как это могло помешать вам
спрятать кинжал. — Синьор Архимед обратился к Луке: — Пожалуйста,
повторите то, что вы сказали нам раньше.
Лука откашлялся, тревожно оглянулся на Криспина, оглядел
стену зала за спиной Бьянки и только потом адресовал свою речь судьям:
