– Это Лидия Эндрюс и ее муж Джон, – произнесла госпожа Крайер.
Фрина оживилась и внимательно посмотрела на предмет своего расследования.
Лидия Эндрюс была хорошо одета и накрашена мастером своего дела, но казалась такой вялой и безжизненной, что напоминала куклу. Ее пушистые светлые волосы украшали розовые страусовые перья, игриво спадавшие на лоб. На Лидии было великолепное бледно-розовое платье, вышитое бисером, длинная нитка розового жемчуга спускалась до колен.
Лишь мимолетный пронизывающий взгляд, который она бросила на Фрину, когда их представили друг другу, напомнил о девушке, писавшей те письма. Эта молодая дама вовсе не была такой апатичной, как представлялась, к тому же она обладала знаниями опытного бухгалтера. Фрина насторожилась. Если госпожа Эндрюс решила вести себя в обществе подобным образом, стоило ли ей, Фрине, во все это вмешиваться?
Лидия распространяла вокруг себя глубочайшую апатию, скуку и сильное нежелание находиться там, где она находилась, что особенно заинтересовало Фрину. Ведь нынешний вечер считался главным светским событием сезона. За спиной Лидии маячил ее муж, внушительный молодой человек, тучную фигуру которого обтягивал хорошо сшитый фрак. У господина Эндрюса были редеющие темные волосы и залысины на макушке; рукопожатие его огромных ладоней оказалось неприятно теплым и влажным. Глаза его были того особенного бледного оттенка, который всегда настораживал Фрину. Эндрюс подтолкнул свою жену вперед, незаметно, но явно болезненно ущипнув ее за предплечье. И даже на это она никак не отреагировала, хотя в небесно-голубые глаза и закрался оттенок страдания. Оба они сразу не понравились Фрине, особенно Джон Эндрюс, в котором она разглядела семейного тирана. Но это еще не доказывало, что он отравил жену.
Как только завершились представления гостям и Фрина наконец освободилась от хозяйки, она, согласно своему плану, нашла Лидию Эндрюс и стала прилежно завоевывать ее расположение, подавив стремление пообщаться с Сандерсоном и танцорами.
Лидию оказалось не так-то просто оторвать от мужа: она цеплялась за него с упрямством моллюска, который присосался ко дну океанского лайнера, прекрасно понимая, что это нежелательно и небезопасно.
Джон Эндрюс наконец разжал пальцы жены, вцепившейся в его рукав, и без особых церемоний бросил на ходу:
– Поговори с мисс Фишер, она милая девушка. Я пойду поздороваюсь с Мэтьюсом, он ведь так тебе не нравится! – И оставил Лидию, не обращая никакого внимания на то, что она вскрикнула от боли.
И правда, что-то очень странное было в этих отношениях, подумала Фрина и тут же завладела рукой Лидии, а также, насколько это было возможно, ее рассеянным вниманием.
– Джон прав, мне не нравится этот мальчишка Мэтьюс, – неожиданно произнесла Лидия. У нее был резкий и упрямый тон. – Я знаю, у него влиятельная родня в Англии, но он мне все равно не нравится. И еще мне не нравится, что у Джона с ним какие-то дела. И не важно, что он так мил и очарователен.
Фрина не могла с ней не согласиться, но понимала, что упрямое повторение изо дня в день одних и тех же слов могло и добрейшего человека вывести из терпения. Фрина сомневалась, что Джон Эндрюс хорошо воспитан, ведь его любимой поговоркой было: «Да, я простой человек». Обычно так говорили рожденные в богатстве, унаследованном от нескольких поколений переселенцев-фермеров – самовольных захватчиков незанятых земель.
Фрина нашла пару стульев и усадила Лидию, попутно захватив несколько коктейлей с подноса услужливого официанта. Ей до смерти хотелось танцевать – умение танцевать было одним из главных ее достоинств – и она уже наметила себе в партнеры Сашу. Сейчас его партнершей была хозяйка; она двигалась с неповоротливостью музейного экспоната, а он все же пытался продемонстрировать свое искусство даже в паре с госпожой Крайер. Однако она здесь для того, чтобы завоевать доверие Лидии.
Фрина прикурила сигарету, вздохнула и спросила:
– Что вы делаете на этом сборище, госпожа Эндрюс? Ведь вам здесь совсем не весело.
В глазах Лидии появилось настороженное выражение. Она вцепилась в руку Фрины, и та с трудом поборола желание вырваться, как это сделал Джон Эндрюс. Слишком много людей хваталось за нее в этот вечер.
– Нет-нет, здесь просто замечательно. Я не очень хорошо себя чувствую, но, уверяю вас, мне все здесь очень нравится.
– В самом деле? – вежливо отозвалась Фрина. – А вот мне – нет. Такая давка, верно? И столько незнакомых мне людей.
– Да, но ведь сегодня здесь собрались все, это главное светское событие сезона, – затараторила Лидия. – Даже княгиня де Грасс. Она обворожительна, правда ведь? Но и немного пугающа: этот блеск в глазах, и еще мне сказали, что она очень бедна. Она сбежала от революции в единственном бывшем на ней платье. С тех пор как она приехала сюда с «Компанией Балет-Маскарад», все зовут их к себе, но они принимают не все приглашения. Их привела княгиня, так что теперь госпожа Крайер – ее должница. Позже они станцуют для нас.
Фрина была поражена. Это совсем никуда не годилось. Артистов принято было приглашать на светские рауты, но только ради общения с ними. Приглашать певцов или танцоров для того, чтобы они давали представление во время ужина, невыразимо пошло и вульгарно, такое поведение заслуживало мгновенной жгучей критики. Фрина гадала, выскажется ли на эту тему княгиня, и если да, будет ли Фрина иметь удовольствие ее слышать.
– Да, это никуда не годится, – согласилась Лидия, словно читая мысли Фрины. – Дома мы бы себе такого не позволили, но здесь другие порядки.
– Умение себя вести не зависит от места, – сказала Фрина, потягивая коктейль, который оказался достаточно крепким. – Она не должна была так поступать. И все же я с удовольствием еще раз посмотрю, как они танцуют. Я видела их в Париже, и там они были совершенно неотразимы. Они танцевали балет «Смерть и Дева», и здесь тоже?
– Да, – ответила Лидия, и ее лицо на секунду оживилось. – Очень странное представление, полное символов, значение которых я не смогла понять. И музыка тоже была очень странной, казалось, что музыканты фальшивят, но это не так.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – согласилась Фрина, напоминая себе, что Лидия вовсе не такая непроходимая тупица, какой хотела казаться.
Она предложила Лидии сигарету и закурила сама. Танцующие закончили фокстрот, и Саша направился в сторону Фрины. Лидия прижалась к собеседнице.
– Вы мне нравитесь, – доверительно сказала она своим тоненьким голоском. – Но сюда идет русский мальчишка, чтобы забрать вас у меня. Приходите завтра ко мне на обед. Придете?
Маленькое напудренное личико с надутыми губками повернулось к Фрине. Ей вдруг стало нехорошо. Фрине приходилось встречать подобных женщин и раньше – цепких, хрупких и совершенно безжалостных; они изматывали одну подругу за другой своими капризами: постоянно больные и истощенные, они жаловались на плохое с собой обращение, но все же у них всегда доставало сил выкрикивать упреки вслед уходящей подруге, когда та бежала прочь, мучимая чувством вины. А через неделю эту подругу сменяла другая – но всегда женщина. Фрина понимала, в какую эмоциональную ловушку заманивает ее госпожа Эндрюс, но у нее не было иного выбора, она должна была броситься в этот омут.
