– Я консерватор и всегда им был, и рад сообщить вам, что в данный момент наши позиции очень сильны. Сейчас я имею честь представлять электорат нашего округа, я здесь родился. Мой отец родом из Йоркшира, но сам я никогда не был в тех краях. Как-то не было времени. Здесь меня постоянно удерживает столько дел. Вот сейчас, например, мы организуем передвижные кухни, что значительно сократит безработицу и обеспечит многим средства к существованию.
– Но это большие расходы.
– Да, возможно, но мы не можем позволить рабочим голодать.
– А как насчет работающих женщин? – с наивным видом спросила Фрина.
За столом возникло неловкое молчание.
– Мисс Фишер, только не говорите нам, что вы суфражистка, – захихикала госпожа Крайер. – Это так неприлично!
– Вы голосовали во время прошлых выборов, госпожа Крайер? – спросил вдруг Роберт Сандерсон, и хозяйка уставилась на него.
Фрина подумала, что лучше было бы ей не лезть в политику, и сменила тему разговора.
– Кто-нибудь из джентльменов увлекается воздухоплаванием?
К великому облегчению Фрины, с противоположного конца стола отозвался некий Алан Кэрролл, который восторженно описал всем последнюю модель «Авро», и разговор переметнулся к обсуждению чудес техники: телефонам, радио, автомобилям, трамваям, летательным аппаратам и обогревательным котлам.
Подали жареных цыплят, и разговоры утихли сами собой. Только Лидия продолжала что-то выговаривать своему мужу злобным шепотом. Фрина прислушалась к ней со сдержанным вниманием, и то, что она услышала, подтвердило: Лидия, несмотря на свой слабовольный вид, обладала железным характером.
– Говорю тебе, Мэтьюс – мошенник. Он смеется над твоей наивностью. Ему нельзя верить, эти золотые прииски просто фикция. О них была статья в «Деловом обозрении», ты разве не читал? Я специально для тебя ее отметила. Ты потеряешь все, что мы имеем, а потом прибежишь ко мне в слезах. Сколько раз я говорила: у тебя нет деловой хватки. Предоставь мне решать, куда вкладывать деньги! Я знаю, что делать.
Господин Эндрюс смиренно выслушал эту отповедь.
Обед завершился мороженым, десертами и фруктами. Затем дамы удалились в соседнюю залу выпить кофе и посплетничать. Лидия молча ухватилась за Фрину, так что ей больше не представилось шанса поговорить с княгиней, которая вместе со своей свитой расположилась в углу с графином апельсинового ликера и самоваром. Фрина отпила кофе и минут на десять стряхнула с себя Лидию. Вернувшись в парадную залу, она оказалась в полной темноте. Поняв, что сейчас начнется представление, она почувствовала прикосновение княгини на своем локте.
– Каково ваше решение? – шепнула пожилая дама.
– Я согласна при условии, что вы также будете держать меня в курсе своих поисков, – ответила Фрина, не оборачиваясь.
Старуха недовольно хмыкнула.
– Тише, они начинают.
Шум голосов был оборван мучительной смесью Шенберга и русской народной песни, исполняемой туповатыми штирийскими крестьянами, которые впитали атональность с молоком матери. Этот звук оскорблял слух, но сбежать от него было невозможно. Еще немного, подумала Фрина, и десерт застынет в горле.
Внезапно раздался скрипучий звук, и в центре хоровода оказалась молодая дама, которую, как узнала Фрина, звали Элли. Она была в трико, переднике и парике из длинных светлых волос, заплетенных в косы. Она выглядела одновременно забавно и трогательно, прыгая по сцене и время от времени останавливаясь, чтобы сорвать цветок и положить его в передник. Она танцевала немного по-детски, почти неуклюже, чтобы донести до зрителя настроение прекрасного весеннего дня. Она встала на колени, чтобы зачерпнуть воды из ручья, и увидела в воде свое отражение. Немного погримасничав, девушка расплела косы, любуясь собой и улыбаясь сквозь длинные пряди.
Затем, крадучись, беззвучно, как кошка, появился Саша, почти невидимый в черном; в руке он держал белую маску. Дева заметила его и вскочила на ноги, стыдливо отворачиваясь. Саша коварно улыбнулся, и они начали танцевать неуклюжее па-де-де под уханье и громыхание музыки в народном стиле. Они сделали круг по залу, наступая друг другу на ноги. Публика развеселилась. Потом Дева закружилась в сольном танце, рассыпая на своем пути невидимые цветы из передника.
Саша стоял неподвижно, затем надел маску и сразу же показался еще более высоким, стройным и гораздо более зловещим. В маске смерти его неуклюжесть выглядела пугающе. Маска, серая и потрескавшаяся, как будто она долго пролежала в земле, была совсем простой – не весь череп, а только лобные кости и пустые глазницы. Из-под полумаски виднелись гладкий подбородок и мягко очерченные алые губы самого Саши, и почему-то от этого становилось еще страшнее. Дева сделала еще несколько движений в своем незатейливом танце, и Смерть погналась за ней, теперь уже без прежней неуклюжести. Не видя преследователя, Дева двигалась, увертывалась, уклонялась от его объятий и наконец обернулась, увидела его и издала крик.
Смерть преследовала Деву сначала медленно, затем быстрее, преграждая ей путь, пока та не оказалась в ее руках. От беспощадной усмешки Смерти по спине у Фрины побежали мурашки, особенно когда она вспомнила свое желание поцеловать эти губы. Дева содрогнулась в руках Смерти, ее колени ослабли, и Смерть потащила ее прочь в том же деревенском па-де-де; ноги Девы волочились по полу, голова запрокинулась – она выглядела жалко, как огородное пугало. Когда танцоры снова закружили по комнате, девушка ожила, она подняла руки, откинула назад волосы и начала танец, с каждой минутой становившийся все более безумным и диким, – пока она не оказалась в руках у Смерти. Их крепкие объятия были заряжены откровенно сексуальной энергией. Свет начал гаснуть, и танцоры покинули зал, обнявшись как любовники. Последнее, что увидела Фрина, была маска Смерти, оскалившаяся через плечо крепко прижавшейся к ней Девы.
Представление было забавным, диким и пугающим, как все у Баланчина да и вообще у русских. Оно было полно символов, которые никогда не объяснялись. Публика вздохнула с некоторым облегчением, когда внушительная оперная солистка заняла место у рояля и запела какую-то претенциозную вещь Вагнера.
Фрина почувствовала на своей руке холодные, похожие на мартышкины, пальцы княгини.
– Un petit air de rien, hein?– с гордостью спросила княгиня. – В них что-то есть, да? Что-то есть.
Фрина согласилась. Гранд-дама тем временем продолжала терзать Вагнера.
Около двух часов ночи Фрина подумала, что самое время уходить. Она была утомлена публикой, своими мыслями о Саше и помнила о том, что завтра ей придется рано вставать, чтобы отправиться в компании княгини в бани мадам Бреда – это приглашение казалось ей в лучшем случае сомнительным. Она огляделась, высматривая Лидию, но та, кажется, уже ушла. Фрина поискала Сашу, Элли и княгиню, но их нигде не было видно. Она попрощалась с хозяйкой, взяла свою накидку и отказалась от предложенного такси. Ей хотелось пройтись – до города было недалеко. На улице оказалось холодно, влажная дорога начинала покрываться корочкой льда. В сумочке у Фрины лежал пистолет на случай нападения каких-нибудь голодных безработных.
