– Что ему понадобилось два месяца назад? – настаивает Ева.
– Я вот так с ходу не могу воспроизвести поток информации. Это можно послушать у меня на пленках. Я записал.
– Он заметил?
– Да. Он ничего не сказал, я потом еще хотел эту пленку дать послушать специалисту, мне самому интересно наблюдать процесс жизнедеятельности и проводить хотя бы иногда эмоциональный и мозговой анализ при шоковом восстановительном процессе после смерти.
– Эта пленка в лаборатории? – встает Ева.
– Она была в моем столе, пока… сейчас там ведь все опечатано, идет следствие?
Ева едет в Лабораторию. Она звонит из машины, держа руль одной рукой, рассекает полосками света от фар взбесившееся небо, летящее хлопьями замерзших облаков прямо в стекло. Дома все в порядке. Маленькая Ева спит, Далила работает, а Кеша прогуливает в парке девочку, которую неизвестно как зовут.
– Где Илия?
Илия учит читать Сережу.
– Ее зовут Сусанна Ли.
– Что это еще за имя такое? – смеется на том конце трубки Далила. – Ты на такие имена реагируй настороженно. Помнишь Сонечку Талисманову? У нее каждый день было новое имя, и какое!
– Далила, ты знаешь, где они гуляют? – спрашивает Ева, с удивлением отметив страх за Кешу и за эту девочку, подкативший слабой тошнотой.
– Я их вижу из окна. Они лепят снеговика в парке через дорогу.
– Пусть они придут домой. Я заказала охрану.
Ева прошла в Лабораторию, долго рылась в столе Доктора, пленки не было. Уже вплотную подступив к отчаянию неудачи, уже нервничая и раздражаясь, она случайно открыла папку с пластиковой твердой обложкой и обнаружила в ней закрепленные шесть пленок. В закрытом виде это была просто папка с бумагами – лист сверху. На пяти пленках были написаны от руки названия произведений и композитор: Шнитке, Шнитке, опять Шнитке. На шестой – «К. де Валуа», Ева освобождала пленку от закрепляющей ее резинки торопливо, с нахлынувшим азартом близкой разгадки самой странной из встречавшихся ей тайн, а когда наконец услышала хрипловатый низкий голос, вдруг разом устала до головокружения. Ее хватило на двенадцать минут. Она стала проматывать пленку вперед – монотонный усталый голос безо всякого выражения навязывал отчаянием кошмара невероятный монолог про бога, пуповину и Млечный Путь. Ева так расстроилась, что даже тихонько завыла, выдернула пленку из магнитофона и с трудом удержалась, чтобы не запустить ею в стену.
Здесь, в пустом холодном кабинете Доктора, она дала себе слово, что узнает разгадку. Какими бы вновь рожденными девушками и ожившими агентами КГБ ее ни сбивали с толку.
Бомжа под лестницей не было. У лифта ей козырнул крупный мужчина лет сорока – сорока пяти, показал документы. Два человека охраны. Второго Ева не видела.
– Кого водить? – спросили ее, развернув веером фотографии. Ева, задержав дыхание, рассмотрела себя, маленькую Еву-Иву, хохочущего Сережу, Далилу с Кешей – снимали на улице, маленький – из паспортных – снимок Илии и дивной красоты и мастерства цветную фотографию Сусанны Ли с обнаженными плечами. Ева выдернула из веера две фотографии – Далилы и Сусанны. – Я хотел сказать, – мялся охранник, – тяжеловато будет с детьми, если вдруг что.
– Завтра детей вывезут отсюда.
У дверей в квартире, не дав раздеться, Кеша вручил ей почту. Разодрав конверт, Ева обнаружила лотерейный билет. Нервы, что ли, были на пределе, но, сбросив одежду на пол, она немедленно ринулась звонить Январю и не смогла сдержаться, когда он взял трубку:
– Черт тебя подери, ты нашел что-нибудь по заказам в Интернете?!
– Он умер, – сказал Январь. – Карпелова больше нет. Это все. Что мне надо искать? Вам приспичило поразвлекаться, а я при чем?
– Убью, – простонала Ева.
– Это я уже прочитал в файле «отстрел».
– Мне пришел по почте лотерейный билет, ты же лучший в области компьютерного шпионажа! – Ева сама удивилась жалобным интонациям в голосе.
– Не подлизывайся, – перешел на «ты» Январь. – Есть у меня пара идей. Где встретимся?
– Приезжай ко мне.
– А как там насчет свидетелей? Если ты одна, я не поеду.
– Шесть человек! Приезжай, я падаю от усталости, никуда ехать не могу.
– Последний вопрос. Далила…
– Дома! – закричала Ева, не дав ему договорить.
– А что будете…
– Выпьем все, что привезешь!
В прямоугольнике открытой двери видением прошла девочка, в какой-то момент подняв на Еву желтые глаза леопарда.
– Ты-то мне и нужна!
– Ты мне тоже, – вернулась в освещенный прямоугольник Сусанна. – Илия сказал, что ты отлично стреляешь. Исполнишь мечту идиотки?
– Хочешь кого-то пристрелить? – Ева расслабилась в кресле, наблюдая, как девочка усаживается перед ней на ковер и обхватывает коленки руками.
– Нет. Хочу научиться стрелять. Метко и хорошо. Хрустов обещал, но не вернулся с войны.
– Хрустов обещал научить тебя стрелять?
– Да. Мне было пять лет, он пошел на сделку: анализ крови на мое желание. Как тесен мир, да? Я знаю, что ты знакома с Хрустовым. Я видела его фотографию у тебя. Я залезла в твой стол, извини. Может быть, ты и мамочку мою знаешь?
– Знаю, – вздохнула Ева. – Сегодня познакомились. Она давно пьет?
– С тех пор, как Хрустов ушел на войну.
– Можно задавать любые вопросы? – уточнила Ева.
– Только интересные, – включила ночник Сусанна.
– Тебя прислал Корневич?
– А тебя?
– Ладно, – улыбнулась Ева, – пойдем с другого конца. Это правда, что тебе позвонил Илия по объявлению, или ты все-таки нашла его сама?
– Правда. Он был восьмой, кто позвонил. Он меня покорил. Он сказал: «Обещаю надежное убежище и защиту».
– Подожди, чтобы начать разговор с девушкой по вызову, он должен был сначала что-нибудь спросить.
– Да, – вздохнула Сусанна, – он спросил, действительно ли я обещаю вечную жизнь? К этому времени мне затея с объявлением как-то разонравилась, я сказала, почему бы ему не начать с пронзительных ощущений? Он стал смеяться. Странно так, как будто нашел, что искал. Сказал, что насчет ощущений ему нет равных, а когда я уже хотела положить трубку, он предложил мне прикоснуться к ней губами. Я прикоснулась, он меня укусил, я вытерла кровь и спросила, что он еще может делать на расстоянии? Он сказал про убежище и защиту. Он сказал, что будет ждать меня у метро. И вот выхожу я из комнаты с прокушенной губой и в полном пришибе, – Сусанна легла на спину и плавным движением расставила руки в стороны, – а моя мамочка кладет трубку параллельного аппарата.
– Дальше я уже знаю, она тебя ударила, ты ушла.
