– Нет. Я не поэтому ушла. Подумаешь, ударила! Она не сказала, что я ей тоже неслабо приложила? Когда мы помирились и залились слезами, я стала ей делать примочку, потому что у меня рука тяжелей. И тут меня ожидал большой сюрприз. Я ей уже говорила, что она стала худеть, а тут вдруг рассмотрела вблизи ее лицо. Эта тварь… Эта гадина мне ничего не сказала!
– Сифилис, проказа или рак кожи? – не выдержала наступившего молчания Ева.
– У нее пропали морщины возле глаз! И из трех на лбу осталась только одна! И те, что над переносицей, исчезли! Как я любила это лицо, я знала его до миллиметра, каждое выражение, каждое движение ресниц! – Сусанна резко поднялась и стала на четвереньки. – Я схватила ее руку, и даже на ощупь было заметно, что рука стала другой, она стала тоньше, а кожа совсем гладкая!
Ева почувствовала, что у нее начала нервно дрожать нога, она сменила позу, легла на спинку кресла головой, дрожь не проходила.
– А почему тебе так не понравилось, что твоя мама стала без морщин и с гладкими руками?
– Это неинтересный вопрос, – вздохнула Сусанна и опять легла на спину, разбросав руки. – Попробуй спросить что-нибудь другое.
– У тебя есть документы?
– А это банальный до тошноты вопрос офицера Федеральной службы. Отвечу, потому что предчувствую сюрпризы. Есть. Свидетельств о рождении два, паспорт иностранный один. Паспорт, правда, старый, я его получала в восьмидесятом. Хочешь провести идентификацию личности?
– А почему иностранный? Где наш, родной?
– Наш паспорт забрал Хрустов, когда я второй раз пристрелила Корневича.
– Да, насчет многоразовых убийств этого самого Корневича. Не очень понятно, как он, офицер службы, мог допустить подобное?
– Комитета.
– Что? – не поняла Ева.
– Тогда был Государственный комитет, а не служба. Но странности некоторые есть. Первый раз я это плохо помню, как только Корневич сморкнулся на ковер, у меня случилось помутнение сознания, поэтому, когда он вдруг заговорил на французском и стал читать стихи, я выстрелила, просто чтобы прекратить у себя бред. Вера позвонила Хрустову, он приехал, сказал сначала, что будет растворять труп в ванной, а потом решил просто забросить его в мусорный контейнер.
– А ты сегодня что-нибудь ела? – перебила Ева Сусанну. Она ничего не могла поделать с дрожью, которая теперь охватила большую часть тела.
– Конечно. Все как заказывала. Гренки, сыр, кофе, сок. Меня даже выгуляли для хорошего обмена веществ. Если тебя интересуют подробности этого самого обмена, то могу доложить: стул нормальный.
– Ты очень красивая, – Ева легла рядом с девочкой на пол, оперлась на локти.
– Это ты красивая, а я экзотическая.
– Доктор Менцель сказал, что ты незабвенная.
– Неудачное сравнение, – отвела свои глаза от лица Евы Сусанна, – Ивлин Во? Или я ошибаюсь? «Ваш незабвенный песик машет вам хвостиком с небес». Это повесть, где служитель крематория для животных сжег свою умершую подругу. Кто это – доктор Менцель?
– А это один из тех интересных вопросов, которые многое решают. Значит, забросил Хрустов труп Корневича в мусорный контейнер. И что?
– Ничего. На другой день я встретила Корневича в кафе, привела его домой и уже преднамеренно выстрелила ему в спину.
– Это был какой год? Восемьдесят четвертый? Где же ты взяла оружие?
– Купила на рынке.
– А второй раз?
– А Хрустов забыл забрать его с кухонного стола после первого раза, пистолет так там и лежал.
– Ну до чего же условная вещь – память, – Ева сразу успокоилась, села и посмотрела на Сусанну с жалостью. Представить себе, что отстрельщик Хрустов, по крайней мере тот, которым она его знала, забудет где-то оружие и даст им воспользоваться второй раз, она не могла, даже сделав скидку на его тогдашнюю молодость. Грустно признать, но Хрустов со своим напарником Корневичем испортили жизнь двум женщинам и изрядно повредили рассудок обеим. Холостые патроны? Но зачем?
– Я вспомнила это имя. Менцель! – вдруг радостно воскликнула Сусанна. – Это врач, который вскрывает трупы. Я в морге оставила ему сумку для Корневича. Черт! Совсем про нее забыла. Надо было, когда звонила про клише, напомнить, чтобы этот гад отдал сумку. Там моя любимая игрушка. Замок в снегу.
Спокойствие Евы моментально сменилось сосущей тревогой и тоской, про рассказ Доктора она забыла.
– Зачем тебе клише? – спрашивает Ева и встает.
– Мне нужно золото. Оно мое. Мне его оставил Дални перед тем, как умереть. Мой трагичный швед, моя надежда на новую жизнь. Все началось с него. Нет, я бы все простила Хрустову и не стала бы маленькой его травить так, что он ушел на войну. Но я не могла простить, что он не сказал тогда, отчего умер Дални. Он знал и не сказал. Если бы он сказал, не надо было бы бежать, убивать, прятаться, уменьшаться. Хотя…
– Сейчас посмотрим, – Ева садится перед компьютером, – имя и год смерти Дални? Так, иди сюда. Видишь этот список? Это имена твоего шведа. Кроме Шкубера и Круста, он носил еще вот эти имена, по крайней мере, это те, что известны в архивах ФБР. Ничего себе ты выбрала надежду на новую жизнь! Умер в СССР, тело доставлено на родину, в Англию. Диабет. Фальшивомонетчик.
– Дални, котик, – шепчет Су, проводя кончиками пальцев по лицу на экране, – он был таким нежным в постели!
У Евы шевелятся волосы на голове.
– А-а-а… что там на клише? – спрашивает она.
– Сто долларов.
Стучит в дверь Далила. По селектору домофона спрашивают, не ждут ли они гостя?
– Ты ждешь?
– Нет! – кричит Ева, трет виски и вспоминает про Января. – Ох, да это же Январь! Подожди, не подходи к двери, я сама.
– Мартини, водка и портвейн. Я не знал точно, что вы… ты любишь! – отчаянно выговаривает Январь «ты» в лицо Еве. Ева замечает, что он уже изрядно принял. – Еще я принес ботинки Карпелова.
– Что ты принес? – не поняла она. – Далила! Помоги ему раздеться, он застрял в куртке, – Ева спешит на кухню, чтобы побыстрей отвинтить пробку на бутылке с водкой.
– Что, так плохо? – кивает Далила на комнату, где лежит на полу девочка Сусанна.
– Мне надо выпить, пока я не повернулась мозгами наоборот.
– Я принес его ботинки, – повышает голос Январь, – потому что больше ничего не дали. А у меня нет его фотографии, нет, и все! – Он вытаскивает из пакета изрядно поношенные ботинки. – Я у него опером был, когда в меня на ВДНХ помешанный оружейник стрелял из самонаводящегося на цвет оружия. Был его напарником, когда мы искали по архивам все на тебя, а знали только кличку! – Январь сопротивлялся, Еве пришлось применить силу, она затаскивала его в ванную, он хватался руками за притолоку и поворачивался к Далиле, чтобы ей все объяснить. – Мы с ним очень огорчились, когда узнали, что Ева Курганова умерла!
