– Я не боюсь. Давайте я сразу скажу, как остановить развертку, не проникая на объект. Надо просто изменить время.
– Все. Приехали. – Ева подала машину назад и, разогнавшись, влетела в узкую щель не успевшего полностью подняться металлического занавеса. Полоснул по нервам тонкий скрежет при соприкосновении верха машины со стальной полосой.
Аркадий вывалился из открытой дверцы, Ева тормозила, закрепляя шлем, Анна Павловна закрыла голову руками и наклонилась вниз.
– Стрелять умеете? – Ева, пригнувшись, открыла заднюю дверцу и помогала Анне Павловне в кромешной темноте выйти из машины. – Возьмите пистолет.
– А можно еще гранату? – поинтересовалась женщина в вечернем наряде и бриллиантах, пробегая согнувшись открытое пространство до лифта. Лифт открылся – яркий до безобразия – и осветил желтым светом полосу в гараже. У въезда послышались выстрелы.
– Ну, Анна Павловна, дай вам бог! – Ева нажала кнопку и опустила на глаза верхнюю часть шлема. Она добежала к ширме, когда Аркадий открыл ее целиком, вышел на улицу и рассматривал с мрачным видом лимузин с простреленным передним стеклом.
– Ох, ну до чего же я не люблю вызывать золотарей! – закричал он и пнул ногой блестящий акулий бок машины.
На переднем сиденье, приоткрыв рот, на дырочку в стекле смотрел мертвыми глазами шофер Анны Павловны.
– По крайней мере мы нашли прослушку. – Ева достала платок и, захватив дуло, вынимала у шофера из руки оружие. – Прослушка пятьдесят четвертого размера, мужского пола, имела должность шофера Анны Павловны и оружие «ПМ» тридцать восьмого калибра.
– Кошмар! – закричал Аркадий. – Ты уверена, что он не охранник?
– Уверена. Я показала ему свое удостоверение и все объяснила.
Аркадий плетется к лифту, унося оружие шофера. Ева садится в лимузин, оттащив грузное тело на соседнее сиденье, и закатывает красивую машину в гараж. Металлическая ширма, гудя, опускается, и Ева вздыхает с облегчением. Поднявшись на третий этаж, она удивленно смотрит на суетящихся возле лежащей на полу Анны Павловны супругов.
– Не-е-ет, – стонет Ева и опускается на колени возле пожилой женщины. – Только не это!
Аркадий, шумно выдыхая, делает массаж сердца, Зоя набирает шприц.
– Сердечный приступ, – говорит она, брызнув из иглы лекарством.
– Не по-пасть мне се-го-дня в чер-тов клуб! – С каждым нажимом ладонью сверху ладони на грудную клетку женщины, Аркадий выдыхает кусочки слов, с его раскрашенного лица капают капли пота на тонкую пергаментную кожу морщинистой шеи. – Вы-зы-вай на-ше-го крес-то-нос-ца…
Через семь минут Анну Павловну увозит санитарная машина, имеющаяся в службе для таких случаев. Аркадий зовет женщин за собой в служебную квартиру, укладывается в ванну с пеной и требует у Зои объяснений. На отмытом от косметики лице проступают ссадины и царапины. Левая скула наливается синяком.
– Я услышала выстрелы. – Зоя виновато опускает голову и говорит очень тихо. – Я выглянула с балкона квартиры, увидела, что у въезда в гараж стоит лимузин. Вы не могли предложить шоферу ехать за вами, поэтому я…
– Ты сложила два и два, – кивнул Аркадий. – Ладно, ты поняла, что я отстреливаюсь от того, кто сидит в лимузине. Что ты ей сказала?!
– Я?.. Я сказала, я предположила, что ее шофер… Она спросила, кто это стреляет. Я сказала, что стреляют с двух сторон. Она говорит так спокойно. Аркадий, говорит, прекрасный молодой человек, он не пострадает? Я ее успокоила, говорю, не волнуйтесь, он еще ни разу не промахнулся. А она – хлоп на пол со стула!
– Дура ты, Зойка, – ласково сказал Аркадий.
– У меня первый раз такое!
– Ладно тебе. – Ева сидела, привалившись спиной к двери. – Ты же не видела, как он ей руку во дворе целовал.
– Первый раз! Никакого чутья, вы только подумайте, полный ноль! Я должна была заподозрить, когда она спокойно так стала расспрашивать!
– Ладно, девочки, пейте кофе, готовьтесь, ночь будет длинной. Все соображения записывайте.
– Кто спустится в гараж? – спрашивает Ева. – Нужно притащить все приборы и магнитофон, я его включила, как только Анна Павловна начала говорить.
– Почти одиннадцать, – вздыхает Зоя, – сейчас приедут ликвидаторы, все только начинается.
Уехав с шумного приема в тот момент, когда голую девочку на полированном столе немецкого консульства начали обмазывать яичным ликером и посыпать тертым шоколадом, Климентий Фабер явно превысил скорость, пролетая Ленинский проспект. Ему все время казалось, что еще немного – и он опоздает. К остановке, у которой жила Соня Талисманова (двадцати лет, русская, не замужем, родилась в Москве), он подъехал в одиннадцать с минутой. Почти ни на что не надеясь, простоял двадцать минут, всматриваясь в каждого прохожего. Заметив, что засыпает, потер лицо ладонями, завел мотор и тут услышал царапанье по стеклу.
Соня появилась встрепанной головкой у бокового стекла сзади. Фабер потянулся, снимая блокировку задней двери. Соня вползла, скорчившись, и легла на сиденье, подтянув к себе голые ноги. Фабер развернулся поудобней, включил свет в салоне и внимательно осмотрел маленькую женщину в совершенно безумном наряде потерявшейся Мальвины. Соня смотрела в его лицо испуганными глазами и молчала. Фабер выключил свет и завел мотор. Он ехал к своему дому, потом вдруг понял, что у Сони неприятности. Остановился, выключил двигатель.
– Говори, – сказал он не поворачиваясь.
– А нельзя сегодня пойти куда-нибудь покушать? – пробормотала Соня. – Я как раз сейчас могу пойти кушать куда угодно.
Фабер задумался.
– Если у тебя неприятности, – сказал он через минуту, – я могу тебя спрятать так, что никто не найдет.
– Спасибо, – прошептала Соня, – но кушать все равно хочется. Я с утра ничего не ела.
– Давай зайдем к тебе домой и возьмем какую-нибудь одежду. – Фабер глянул на часы. – Хотя бы обувь. Приличные магазины уже закрыты.
– У меня очень приличная одежда, библиотечный стиль. Обувь, конечно, не помешала бы, но ко мне домой нельзя, там может быть засада. Хотя я ни в чем не виновата. Я пошла гулять по Арбату, было жарко. Посетила по дороге стилиста, приоделась и пошла в библиотеку, которая Ленина. Можно было еще пойти на выставку живописи африканских художников или слушать песни под гитару, но я решила, что в библиотеке можно…
– Знаешь, что я думаю, – перебил ее Фабер, – если ты хочешь, чтобы мы куда-нибудь ехали, то тебе лучше помолчать. Потом расскажешь. Мне кажется, что когда ты говоришь…
– Вот и я так думаю! Я должна понять, в какой момент это происходит! Я должна научиться этим управлять, в конце концов. Вы думаете, это случается, когда я разговариваю?
– Я ничего не думаю, – ответил Фабер и потрогал языком пластинку на десне. – Я предлагаю тебе помолчать, а я попробую вести машину и ничего себе не повредить.
