Из подъехавших машин вышли четверо представителей закона и толстяк в штатском с чемоданчиком, переговариваясь, подошли к свертку. Зевак оттеснили, на ушлого газетчика наорали, но беззлобно — он был им знаком и хорошо платил за информацию, полиэтилен разрезали. Странно, но вони не было. На склонившегося над трупом врача чуть повеяло холодом. Убитый мужчина был невысок, телом крепок, с русыми, коротко стриженными волосами, совершенно голый, с глубокой сине-багровой полосой на шее.
— Чей это особняк? — спросил полицейский газетчика.
Газетчик ответил, щелкая фотоаппаратом.
Большой дом с открытым бассейном был расположен на склоне, архитектор учел это при постройке здания: дом был в несколько ярусов, удачно повернутых террасами к морю. Продолговатой каплей голубел бассейн.
Особняк принадлежал Паше Закидонскому, русскому, турецкому подданному, так некстати пропавшему с прогулочного двора тюрьмы в Москве за десять минут до организованного ему Федей побега.
— В бассейне вода, — заметил полицейский. — Там сейчас кто-то живет?
Ответа он не получил. Доктор сказал, что тело было хорошо заморожено и еще не отошло.
Ева Курганова лежала в сундуке на боку, прижав к себе колени. Она напряженно вслушивалась в звуки на катере и, наконец решившись, протащила сцепленные наручниками руки под ягодицами. Вздохнула несколько раз поглубже, задержала дыхание и сильно напряглась, подставив пальцы к анусу. Расслабилась, опять вздохнула и напряглась еще. Пришлось засунуть себе палец внутрь: булавка не выходила. Ева стала двигать мышцами живота и тужиться с короткими перерывами. Наконец она достала теплую булавку и разрешила себе отдохнуть. Потом подтащила коленки еще сильней к себе и провела кольцо сцепленных рук под ступнями. Теперь ее руки были перед нею, можно было спокойно попробовать открыть наручники.
Послышались шаги, кто-то подошел и встал возле сундука. Ева чертыхнулась про себя и уже хотела просовывать руки назад, но подошедший лениво пнул сундук ногой и отошел. Ева перевела дух, уговаривая себя успокоиться и думать только про замок наручников.
Стали затекать ноги. Надо было сжимать пальцы ступней, потом растопыривать их. Прижатой к стенке сундука спине стало холодно, Ева чувствовала, как впечатываются в кожу золотые сплетения ее наряда.
Щелкнул замок наручников. Ева вздохнула, закрыла глаза и заставила себя расслабиться. Завела руки назад и стала молить Бога, чтобы кто-нибудь открыл сундук перед тем, как бросить его в море. Сундук передвигали, относили куда-то. Завелся мотор, катер плавно развернулся и вышел в море, но никто не открыл тяжелый замок.
— Мадам! — Никитка опять протянул Лизе руку и галантно обхватил ее осиную талию. Лиза в третий раз ставила одну и ту же песню на кассете Танго «Черные глаза». Два секретаря плавно сливались щеками и скользили по толстому ковру, закрыв глаза в истоме. Дойдя до конца ковра, Никитка разворачивал невесомую партнершу и менял щеку с осторожностью: под левым, заплывшим глазом наливался огромный синяк. Лиза была босой, Никитка тоже скинул ботинки и танцевал в носках, ему приходилось наклоняться очень низко: Лиза без каблуков была маленькой, но усердно тянула вверх, к Никиткиной щеке, свое остроносое, в блаженной истоме лицо.
— Моя маши-и-на!.. — пропела Лиза, лихо переплетая изящную тонкую ножку с напряженной, более короткой от природы правой Никиткиной ногой.
Еще один разворот, щека к щеке, глаза закрыты. На одном из столиков стояли два тонких бокала и красивый геометрически безупречный огромный графин, играя в острых выступах прозрачной желтой жидкостью. Графин был почти пустой, что подтвердило бы подозрение любого, подсмотревшего этот танец, о полном опьянении танцующих. Но Лиза и Ни-китка были в огромном зале совсем одни.
Небольшая рыбацкая шхуна плавала на закате по побережью, разрезая неспешно багровую дорожку солнца на воде. Далила, замерев от восхищения, рассматривала длинные острые шпили минаретов, протыкающие закат. В красно-оранжевом цвете вечера город казался сказкой, смутным воспоминанием детства, а вода только подчеркивала его иллюзорность, превращая в мираж.
Быстро и неожиданно стемнело, город загорелся теперь ярче неба, поджигая и воду возле себя. Команда шхуны из пяти человек в двадцатый раз разворачивала суденышко недалеко от берега, люди устали догадываться, они только таращились на Далилу, Далила смотрела не отрываясь на город, Казимир смотрел в бинокль, а горбун спал, привалившись к свернутому большому канату на палубе.
От большого белого особняка отошел катер.
Три человека на катере везли ящик, напоминающий большой сундук с диковинным замком.
Казимир засуетился и достал водолазный костюм.
Далила сказала, что никогда не ныряла. Горбун проснулся и сказал, что он вообще не умеет плавать.
Казимир приказал капитану шхуны идти за катером полным ходом.
Капитан шхуны, издерганный бестолковым плаванием туда-сюда, сказал, что его шхуна не обгонит мощный катер, он жестикулировал, брызгал слюной, но Казимир все равно не понимал по-турецки, а Зика затеял перепалку с капитаном, и они поругались.
— Одевайся! — нервничал Казимир, надевая на Далилу баллоны акваланга. — Я объясню тебе еще раз в общих чертах.
«Это сон, такого не может быть!» — успокаивала себя Далила и старалась не попутать те «общие черты», которые сообщил о водолазном снаряжении Казимир.
Ее прикрепили веревкой, защелкнув на толстом поясе.
Обеспокоенный капитан уговаривал красавицу не прыгать в море, Казимир кричал и топал ногами, потому что катер уходил все дальше и дальше, а Зика, схватив бинокль, рассматривал стоящие в гавани большие корабли, от которых плыла по воде музыка и струился женский смех — там отдыхали!
Далила нацепила ласты и засунула в рот загубник, чтобы попробовать, насколько это вообще реально, а с катера сбросили в воду ящик.
Тогда Казимир быстро вложил ей в руку крюк с веревкой, зажал крепко и нервно ладонь с этим крюком и столкнул ее в воду. Далила барахталась в воде, не понимая своего тела, потом нащупала свободной рукой фонарик у себя на шапочке, покрутила его и страшно обрадовалась тусклому зеленому свету. Она вынырнула на секунду, чтобы сориентироваться, а потом быстро и красиво поплыла под водой большой русалкой, помогая себе изо всех сил ногами.
— Все в порядке, море такое спокойное, повезло нам, — сказал на всякий случай Зика, видя напряженное лицо Казимира. — Ты присядь, отдохни, что-то ты весь белый, вот сюда, здесь на канате очень удобно!
Далила подплыла к сундуку и зацепила крюк за дужку замка. Поплавала рядом, переворачиваясь, постучала ладонью по ящику.
Разматывались, дребезжа лебедкой на шхуне, две веревки. Потом остановка. И два рывка.
Катер развернулся и уходил, шхуна продолжала плыть, горбун сказал, что умеет делать искусственное дыхание, чтобы Казимир так не волновался.
