— Давай я подкину эту головную боль туркам, — предложил оператор, — позвоню сейчас им. Пусть сами там сейчас и разбираются. Хотя в принципе у нас хороший пес на багаже.
— Не надо туркам. Сами разберемся, он же русский, потом возись с ним через консульство. Сделаем так. Горячку не пороть, может, это шутка, а если что обнаружится, я сам и приеду, тогда сообразим, как рапорт составить по поводу этого звонка. Я задержусь со сменой и подожду до девяти. Ты там особенно не суетись, а то потом насмешек не оберемся.
В стамбульском аэропорту пассажиров пригласили на регистрацию и осмотр багажа. Ева подошла к стойкам одна из первых. Таможенников было трое, старик с медлительными движениями невыспавшегося сердечника и двое молодых. Старик посмотрел документы супружеской пары и отдал их одному молодому, посмотрел паспорт Евы и отдал другому. Первый таможенник почтительно заговорил с супругами по-английски, второй подмигнул Еве и сказал на родном русском, кривя рот в пренебрежительной усмешке:
— Ну, подружка, чего везешь?
— Та шо я могу везти, шмотки всякие, куртки купила родне, мелочевку разную.
— Открывай сумки. — Он пристально разглядывал ее округлые формы.
— Та шо тут открывать, усего две сумки, шо их там открывать, нема там ничего такого, шо вам трэба.
— А что ты так нервничаешь, подружка?
— Та не нервничаю я, шо мне нервничать… — забегала глазами Ева и нервно поправила грудь, чуть приподняв ее.
— Собери вещи, — сказал таможенник, перебросив несколько тряпок, — и пойдем со мной.
— Куда это? — Ева заталкивала быстро все обратно в сумки.
Таможенник, не отвечая, первым прошел через турникет, оглянулся, быстро окинул ее взглядом и кивнул головой на дверь.
В комнате сидели еще двое. Ева остановилась у двери.
— Здрасьте. — Она чуть кивнула головой, не выпуская сумки из рук.
Таможенник быстро говорил что-то сидящим, кивая на Еву, они стали смеяться и стучать его по плечу. Он повернулся к Еве.
— Садись, да брось ты свои сумки. Деньги и драгоценности везешь?
— Так ведь какие там деньги?.. Только шо указано в этой… как ее, забыла.
— Да не может быть. Не все, наверное, указано? Положи на стол.
Ева подошла к столу, внимательно посмотрела на сидящих, повернулась к ним спиной и залезла к себе в лифчик, просунув руку в оттянутый ворот толстого свитера.
— Вот. — Она положила на стол тонкую пачку долларов, завернутую в полиэтиленовый пакет.
— Достань. — Таможенник закурил и подмигнул остальным.
Ева потрясла пакетом, высыпая на стол деньги.
Таможенник разложил стодолларовые банкноты на столе.
— Десять. Это все?
— Усе. — Ева опустила глаза.
— Ну, подружка, вызывать девушку для осмотра или сама разденешься?
— Та вы шо, дяденьки?! Нема у мене ничого, сдохнуть на месте!
— Раздевайся! — приказал он и тоже сел, развернув стул поудобней.
— Я не можу! — убедительно сказала Ева. — Нехай они выйдуть!
— Это еще почему? — удивился таможенник. — Чем они хуже меня, ты что, к туркам чего-то имеешь?
— Вы при исполнении, а они нехай вый дуть! — Ева топнула ногой.
— Нехай! — передразнил ее таможенник. — Вот же дура. — Он повернулся и заговорил по-турецки с напарниками.
Турки уходили с сожалением, громко давая советы коллеге и показывая, в каких именно местах эти советы особенно хорошо применимы.
— Ну? — выжидательно поторопил ее таможенник, когда они остались одни.
— А они в дверь не будуть смотреть? — спросила Ева.
— Нет, у них своих радостей хватает, они за смену уже насмотрелись, раздевайся!
Ева сняла безрукавку, опустила ее на пол и медленно потянула свитер. Когда свитер поднялся до живота, она вдруг резко дернула его вниз.
— Я не можу! Ну не можу я! — закричала она вдруг так громко, что таможенник в испуге вскочил.
— Ты что, больная? — Он снял форменную фуражку и провел быстрым движением по волосам, потер лоб. — Что это ты устраиваешь? Я тебя трогаю? Я тебе…
— Я первый раз так еду, сами можете по-дывиться по документам, не торопите меня! Усе так раздеваются?
— Я тебя на обыск привел, если не хочешь по-хорошему, пригласим девушку, она осмотрит тебя голую и во всех местах! Я же вижу, у тебя рыльце-то в пушку! — рассердился таможенник.
— Какие вы, — обиделась Ева, — не надо кричать на меня, я попробую…
Она еще раз медленно потянула вверх длинный свитер, посмотрела пристально в напряженное лицо таможенника, закрыла глаза и дернула свитер вниз.
— Не можу! — сказала она медленно. — Пропади эти доллары, шо ж я за эти бумажки буду стыд терпеть?! — Она быстрым движением залезла еще раз в бюстгальтер и достала две сотенные, свернутые пополам. — От и весь ваш досмотр, не можно их провозить, да? Та подавитесь! — Ева разорвала доллары на мелкие кусочки.
— Ты… Ты что это творишь?! — Таможенник сгреб на столе в кучу зеленые обрывки.
— Все — позычила! Все — в долг! Ничого, пэрэживу! У нас же там — люди! — воспитывала его Ева, размахивая руками. — Они розумиють, шо можно, а шо — ни за що! Я расскажу. Они поймуть! Двести долларов, ой же мамочка моя! — Теперь она схватилась за щеки и села, обессилев, на стул.
— Пошла вон, — тихо и зло сказал таможенник. — Забирай свои шмотки, дура. Я же сразу понял, что ты больше объявленного везешь, спокойно бы разделась слегка, и все!
— Ага, слегка! Ага, усе! Отобрал бы все одно! — обиженно сказала Ева из-под ладоней. — Так и забирай, а стыд терпеть не буду! Вызывай свою девушку, нехай она меня теперь смотрит! Шо то за порядки такие, не можно две сотни лишку провезти!
Таможенник подумал, пройдясь туда-обратно по комнате, и смахнул обрывки в выдвинутый ящик стола.
— Будешь девушку звать, чи я пойду уже? — спросила Ева тихо, поднимая безрукавку с пола.
Отстрельщик увидел приставучую хохлушку, выходящую из служебного помещения, красную и растрепанную. Она вызывающе сдувала со лба свои обесцвеченные кудряшки и волокла по полу сумки. Отстрельщик почему-то не мог отвести от нее взгляда: что-то в ее походке было странным. Ева споткнулась о свою сумку, подвернув ногу, и упала руками на пол, встав на четвереньки.
— От же, боженька моя, — простонала она громко, обратив на себя внимание всех стоящих у стойки.
Отстрельщик закрыл глаза и покачал головой, отвернувшись. Когда он их открыл, на него шла высокая желтоволосая женщина с напряженно-безумным лицом заблудившейся иностранки. Рядом с ней пробежками перемещался старый горбун, одетый ярко и не по размеру.
