Дима вышел из высокой травы на дорогу и сразу заметил темно-серую «вольво». Он пошел быстрее, раздумывая, с чего начать разговор. В «вольво» темнели силуэты трех мужчин.
Один из них, тучный и очень самоуверенный агент наружного наблюдения, с насмешкой смотрел на приближающегося Диму Куницына. Его напарник, помоложе, присвистнул и толкнул толстяка в плечо.
— Ботиночки-то, а?! — Пальцем он показал в окно на медленно подходящего Диму.
Толстяк перестал жевать. Третий мужчина на заднем сиденье зевнул и отбросил яркий журнал.
Толстяк перестал улыбаться и внимательно рассмотрел прикид наблюдаемого объекта.
Дима шел к ним в серых брюках и облегченном белом льняном пиджаке безупречного покроя. Из-под пиджака на три сантиметра опускалась рубашка невесомого шелка пестрой, вишнево-черной расцветки, расширенная книзу фалдами. Ботинки, на которые сразу обратил внимание агент наружного наблюдения, были тоже глубокого вишневого цвета, шнурки — в тон, чуть потемней.
— Ребята, — сказал третий, с заднего сиденья, — вы что, на эстраду перешли? Вы кого пасете?
— Смотри, — кивнул толстяк, — вот он, твой объект, завтра ты на него сядешь. А мальчик-то с хитринкой оказался. — Он задумчиво потер подбородок.
— Он к нам идет, — сказал его молодой напарник, — заблудился, красавчик.
— Щас мы его проводим, — хохотнул толстяк.
— А ведь он не мог нас не заметить. — Тот, что сидел сзади, вытащил следующий журнал.
— А мне по фигу! — Толстяк сказал это тихо, потому что Дима уже подошел к машине.
— Мужики! — Дима развел руками и белозубо улыбнулся. — Застрял, мужики, помогите, а у меня пиво в холодильнике в машине. К женщине еду. Заревнует!
Пока толстяк задумчиво разглядывал жизнерадостную физиономию Димы, его напарники вышли из машины и с удовольствием потягивались.
— Пиво, говоришь. — Молодой расставил руки и поднял их вверх, словно собираясь вобрать в себя небо. — Где машина-то?
— Да я тут недалеко с дороги съехал и застрял. — Дима быстро и внимательно взглядывал на толстяка в машине. Толстяк тер подбородок. — Ладно, мужики, чего уж там, я же не дурак. Если не поможете, так вместе всю ночь и проторчим здесь.
Наступила тишина. Молодой агент наружного наблюдения с радостным изумлением посмотрел на толстяка, третий напарник усмехнулся и покачал головой. Толстяк вышел из машины и пнул ногой колесо.
— Честно и откровенно, значит… — Он смотрел мимо Димы в загорающиеся огоньки поселка.
— Да чего там, пасете ведь, а?
Толстяк промолчал. Почти ощутимая тревога скользнула между ними клочком мокрого тумана в наступающей темноте.
— Ну люблю я баб, люблю! — сказал Дима радостно и счастливо и сцепил ладони сзади на затылке. — Когда-нибудь меня ревнивый муж убьет. А что делать, если — люблю?! Подтолкните, а то засядем на ночь.
Напряжение исчезло. Толстяк ухмыльнулся и покрутил головой, его напарники отвели глаза, но тоже не сдержали улыбку. Они пошли вдвоем по дороге за Димой, а толстяк сел в машину.
Он просидел минут пятнадцать и услышал натужный рев мотора. Потом — тишина, и опять мотор.
Стемнело. По дороге к нему бежал человек. Профессиональный агент наружного наблюдения включил фары и осветил улыбающегося Диму. Дима закрывался рукой от яркого света.
— Ключ разводной просят! — крикнул он, запыхавшись. — Чего-то с мотором!
Толстяк чертыхнулся. Тот, третий, который сидел сзади, очень любил покопаться при случае в моторе и выдать такое количество наставлений, какого ни один гаишник себе не позволит.
Стукнув в сердцах дверцей, он подошел к багажнику и открыл его.
Он не услышал осторожных шагов Димы сзади, потому что подошва дорогих ботинок соприкасалась с нагретым за день асфальтом совсем бесшумно.
Пеликан, сдерживая дрожь в коленках, стоял на поддоне для кирпичей и пел в темноту про кузнечика, который совсем как огуречик… и так далее.
— Да ты расслабься, — ласково сказал в ухе голос Карпелова. Коля потрогал ухо. В динамике чуть потрескивало, он услышал, словно совсем рядом, как кто-то возле Карпелова пропел «зелененький он был». Карпелов со своими людьми сидел на крыше дома напротив.
— А три часа прошло? — закричал отчаянно Пеликан. — Который час?
— Не ори, — голос в ухе теперь был незнакомый, — оглянись по сторонам, еще светло.
— Ни хрена не светло! — Пеликан не мог сдержаться и говорил очень громко, вглядываясь в смутные очертания подъемного крана.
— Через три минуты время. — Кто-то начал говорить, потом, видимо, затянулся сигаретой. — Слышь, Карпелов, как там на кладбищах? Порядок?
— Ты мне посмейся, посмейся, — незлобиво ответил Карпелов.
— «Он ел одну лишь травку», — прошептал обреченно Пеликан.
— Товарищ майор, я тут подумал, — молодой голос принадлежал напарнику Карпелова, который интересовался, кто вскрыл для Пеликана дискету, — предположим, вы — туляк. Вы подозреваете, что вас ждут. Что делать будете?
— Пальну по чему-нибудь на Пеликане для острастки, — предложил Карпелов.
— «И с мухами дружил!» — повысил голос Пеликан.
— Так и я про то же! Джинсики, футболочка, кроссовки. У него даже медальона никакого нет, не говоря уже о красном ошейнике.
— Ты хочешь сказать, чтобы он замолчал и не подавал голоса? — предположил Карпелов. — А ведь снайпер вполне мог записать его голос.
— «Но тут пришла лягушка», — перешел на речитатив Пеликан, потрогав серьгу в ухе.
— Да нет, — в раздумье пробормотал Миша Январь, — я думаю…
— Пеликан, ложись! — закричал Карпелов так, что Коля Пеликан дернулся и схватился за ухо, в котором был динамик. Он медленно опустился на колени и оглядел темноту вокруг себя.
— Пеликан, — сказал Карпелов напряженно, — не паникуй, сними серьгу свою из уха и забрось ее подальше, слышишь! Сними. Серьгу.
— «И съела кузнеца», — успел сказать одними губами Пеликан, прежде чем раздался страшный грохот, прежде чем ему обожгло горячим щеку, прежде чем он упал, прежде чем зажглись сильные лампы и к нему побежали люди в камуфляжной форме.
Карпелов с застывшим лицом шел к строительной площадке. Навстречу ему бежал запыхавшийся Январь, он бросился на стройку, как только грохнуло.
— Жив, — коротко, на выдыхе.
— Нашли кого? — спросил Карпелов, ни на что не надеясь. Январь покачал головой.
— Что это грохнуло так сильно? — Карпелов остановился и смотрел на носилки, которые выносили со стройплощадки.
— Есть у меня одна мысль. — Январь сглотнул, все еще не в силах отдышаться.
— Ты вот что, — перебил его Карпелов, — ты сразу мысль говори, без предупреждения. Ты на крыше только что хотел мне про серьгу сказать?
