– Ха-ха-ха-ха, – громко рассмеялся Ермолкин. Он смеялся истерически
и неуправляемо, так же, как только что плакал. И вдруг остановился и выпучил
глаза.
– Дура! – сказал он тихо.
Она отшатнулась как от удара.
– Как?
– Дура! Дура набитая. В твоем курином мозгу сто меринов
глупости.
– Бурис, – сказала она с упреком, – я ждала тебя столько
лет.
– И напрасно! – завизжал он. – Все из-за тебя, из-за твоего
великовозрастного сыночка!
– Бурис!
– Что – Бурис? Один раз за все годы позволил себе, и вот…
Нет, надо что-то предпринимать.
Он скинул с себя пижаму, расшвыряв в разные стороны верхнюю
и нижнюю ее половины. Надел свой обычный костюм. И, обозвав еще раз жену дурой,
проклиная себя за то, что поддался слабости и решил навестить семью, бросился
прочь из дому.
В единственном на весь город газетном киоске «Большевистские
темпы» были уже распроданы. На всякий случай Ермолкин заглянул на почту и там
узнал, что подписчикам разосланы все экземпляры, а один, как обычно, послан в
Москву, в Библиотеку имени Ленина.
Глава 14
Что было дальше, разные люди рассказывают по-разному.
Согласно одной версии, Ермолкин предпринял отчаянную и
беспримерную в своем роде попытку изъять и уничтожить весь тираж со злополучным
«мерином». С этой целью он якобы обошел всех подписчиков, живущих в пределах
города Долгова, и объехал всех, живущих за пределами. Он посетил также районную
библиотеку, кабинет партийного просвещения, все красные уголки колхозов,
совхозов и предприятий местной промышленности. Некоторые экземпляры он скупил
(иногда за большие деньги. В одном случае называют даже сумму в сто рублей),
некоторые выпросил за так, а некоторые украл. В результате ему удалось собрать
весь тираж, кроме одного экземпляра, как раз того, который был отправлен в
Библиотеку имени Ленина. После этого Ермолкина, говорят, стали мучить кошмары.
Он представлял себе, что там, в библиотеке, этот номер немедленно прочтут и
сразу дадут знать Куда Надо, а Оттуда (в Москве все близко) может дойти и до
самого Сталина. И говорят, что Ермолкину будто бы каждую ночь снился один и тот
же сон: Сталину приносят газету с «мерином», подчеркнутым красным карандашом.
Сталин читает написанное, Сталин курит трубку, Сталин спокойно спрашивает:
– Кто совершил это вредительство, эту идеологическую
диверсию?
И кто-нибудь из ближайших сотрудников указывает Сталину на
последнюю страницу газеты, где обозначено: «ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР Б.
ЕРМОЛКИН».
Тогда товарищ Сталин отдает короткое распоряжение, которое
быстро спускается по инстанциям, достигает местных органов, ночью из ворот
выезжает крытый автомобиль под названием «черный ворон», останавливается перед
входом в редакцию, и вот уже кованые сапоги топают по коридору.
– А-а-а! – кричал во сне Ермолкин и просыпался от
собственного же крика в холодном поту.
По другой версии, Ермолкин не добрал двух экземпляров: кроме
отправленного в Библиотеку имени Ленина еще и того, который выписывало местное
Учреждение, и инициатива посылки «черного ворона» исходила не от Сталина, а от
самого этого Учреждения, то есть не сверху, а снизу.
По версии номер три, Ермолкину не удалось собрать ни одного
экземпляра, весь тираж сразу же был пущен в дело – на самокрутки, на растопку,
на завертывание селедок (которые как раз тогда выдавали по карточкам вместо
мяса) и по своему главному назначению, для чего, собственно говоря, люди их и
выписывают. По этой версии, «мерина» читатели просто-напросто не заметили,
потому что газету «Большевистские темпы» в Долгове не читал никто никогда.
Четвертая версия утверждает, что все читали, все заметили
«мерина», но, как и жена Ермолкина, решили, что теперь так и полагается. И
только два Мыслителя три дня ожесточенно спорили, пытаясь понять, что бы это
значило, и строили по этому поводу самые фантастические догадки.
Итак, версии различны. Но все они кончаются ночными
кошмарами Ермолкина, приездом «черного ворона» и сдавленным криком «А-а-а!».
Доподлинно известно, что со временем Ермолкин успокоился. И
может быть, даже решил, что все обойдется. И как раз в это время попалась ему
присланная в газету заметка анонимного автора.
«МОЖЕТ ЛИ МЕРИН СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ?»
На заданный им вопрос автор отвечал утвердительно. Он
приводил уже известные читателю доводы о беспримерной работоспособности лошади.
«А что у нее нет пальцев, – опровергал он возможные возражения, – так это
говорит только о том, что она не сможет, конечно, стрелять из винтовки или играть
на музыкальных инструментах, но на способностях ее к абстрактному мышлению этот
недостаток ее отразиться не должен». На этом автор не остановился. Он шел
дальше. Он ставил вопрос острее: в какого человека может превратиться
трудолюбивая лошадь – в нашего или не нашего? И утверждал, что если лошадь
трудится в условиях нашей системы, то и в человека она превратится, несомненно,
в нашего же.
Автор заключал свою заметку опасениями, что его смелые в
научном отношении мысли могут быть превратно истолкованы консерваторами и
бюрократами, и писал, что именно поэтому он пока не может открыть своего имени
широкой читающей публике.
Прочтя эту заметку, Ермолкин пришел в ярость. Он топал
ногами и требовал ответа на вопрос, кто посмел подсунуть ему эту дрянь.
Выяснилось, что дрянь подсунул все тот же Лившиц, вышедший как раз из запоя.
Ермолкин призвал к себе Лившица, накричал на него и пригрозил не только
уволить, но и отдать под суд за прогулы и опоздания. Потом, однако, сник и стал
думать и решил, что эта заметка не просто бред какого-то неизвестного
графомана, а намек на то, что ему не надо дожидаться, когда за ним, как за
барином, приедут на «черном вороне» и возьмут под белы руки, а пойти самому и
во всем повиниться.
Глава 15
Ну, а теперь перейдем к лейтенанту Филиппову. Он никак не
может избавиться от Чонкина. Он все подготовил как нужно, оформил надлежащим
образом и отправил в военный трибунал дело Чонкина. И стал ждать, когда же
этого проклятого Чонкина заберут. А его не берут. И вот лейтенант звонит в этот
самый военный трибунал. Ему повезло.
– Полковник Добренький слушает, – отозвалась трубка.
