Глава 58
Донесение Курта было получено адмиралом Канарисом во
вторник. Вечером того же дня на очередном совещании у фюрера, посвященном
обсуждению деталей операции «Тайфун» (операция по захвату Москвы), Канарис в
числе прочих данных своей разведки доложил о донесении из Долгова. Гитлера
донесение неожиданно заинтересовало.
– Кто он, этот русский? – переспросил Гитлер.
– Князья Голицыны – одна из стариннейших дворянских ветвей,
– объяснил Канарис.
– Это я понял, – перебил Гитлер. – Я спрашиваю, это ваш
человек?
Канарису показалось, что Гитлер чем-то недоволен, и он
быстро ответил, что в его агентуре таких не значится.
– Жаль, – сказал Гитлер. Он вскочил и забегал по кабинету. –
И все-таки, господа, это прекрасный симптом. До сих пор, кажется, ничего
подобного не было.
Да, не было. Хотя он и рассчитывал на мощь своих вооруженных
сил, но он не думал, что сопротивление русского народа будет столь упорным. Он
был уверен, что русские только о том и мечтают, что сбросить с себя ярмо
коммунистического рабства. Он думал, что они будут выходить навстречу его
войскам с хлебом-солью. Как всякий диктатор, Гитлер был не только жесток, он
был сентиментален. Планируя уничтожение народов, он в глубине души хотел, чтобы
эти же народы, евреи, цыгане, поляки, русские, любили его как своего
освободителя.
Его поражало, почему русские не восстают против большевиков,
почему не идут навстречу его войскам.
– Господа! – остановившись посреди комнаты, он высоко поднял
руку, давая понять, что принимает историческое решение. – Я думаю, мы должны
помочь этому русскому. Мы не имеем права оставлять его одного в беде. И мы ему,
– он вытянул горизонтально указательный палец, – поможем.
– Но, мой фюрер, я повторяю, – сказал Канарис, – я не знаю,
кто он. В моей агентуре такого человека нет.
– Мой фюрер, – вмешался молчавший до этого Гиммлер, – в
России, помимо агентуры адмирала Канариса, существуют и другие службы.
– Ты хочешь сказать, что этот… как его… Голицын твой
человек?
– Я должен это проверить, мой фюрер. – Гиммлер
многозначительно улыбнулся.
Гиммлер, конечно, не думал, что мифический князь состоит у
него на службе, но, видя, что фюрер затевает какое-то новое дело, решил тут же
к нему примазаться. Это понял и Канарис; понял и Гитлер, но, увлеченный новой
идеей, он рад был косвенной поддержке Гиммлера.
– Это замечательно! – говорил Гитлер, ходя по комнате и
размахивая руками. – Это изумительно. Это превосходно! Гудериан! – закричал он.
– Где сейчас находятся ваши танки?
Генерал-полковник Гудериан встал, одернул мундир, посмотрел
на часы, как бы выжидая наступления именно того самого точного момента, о
котором начал говорить:
– В данный момент, мой фюрер, мои танки в районе Каширы,
прорвав оборонительный заслон русских, вышли на прямую дорогу к Москве.
– Вы их повернете к Долгову!
– Как? – вырвалось у Гудериана.
Вскинул голову Браухич, задергал шеей генерал-полковник
Гальдер. Один только Кейтель сидел по-прежнему невозмутимо. Даже Гиммлер
посмотрел на фюрера с опаской, но тут же опустил глаза.
– Но, мой фюрер… – У Гудериана в глазах стояли слезы. – До
Москвы осталось всего восемьдесят километров. Мои танки ворвутся в нее с ходу.
– Ваши танки ворвутся в нее с ходу, но сначала пусть они
возьмут Долгов, пусть освободят этого несчастного князя. Право, оставить его в
беде было бы неблагородно. Я бы себе этого никогда не простил.
Тут поднялся ужасный переполох. Все генералы вскочили на
ноги, и все, перебивая и отталкивая друг друга, кричали:
– Мой фюрер! Мой фюрер! Мой фюрер!
– Молчать! – Фюрер хлопнул ладонью по столу и затряс ею от
боли. – Всем замолчать! Говорите по одному. Что? Чем вы недовольны?
– Мой фюрер, – выступил вперед фельдмаршал фон Бок, – в
данных условиях, когда наши войска находятся на подступах к Москве…
– Я вас понял, фон Бок, и объясняю: взять Москву мы успеем
всегда.
– Но я полагаю… – приблизился фон Браухич.
– Все! – раздраженно сказал Гитлер и снова хлопнул рукой по
столу. – Полагать вы могли до того, как я принял решение. Теперь вы обязаны
только лишь исполнять. Что стоите? Все свободны.
Генералы и маршалы покорно двинулись к выходу.
В кабинете остались только Гитлер и Гиммлер. Гитлер
продолжал бегать по комнате, размахивать руками и выкрикивать:
– Ничтожества! Мелкие твари! Козявки! «Я полагаю…» Кто вы
такие, чтоб полагать! Навешали на себя ордена и погоны и думаете, что вы
действительно стратеги и полководцы. Да я с вас в один миг все это посдираю, и
вы будете у меня голенькие. Ничтожные глупые старики с обвисшими животами!
Гиммлер сидел в мягком кресле и с легкой улыбкой наблюдал за
истерикой своего вождя.
– Но, мой фюрер, – сказал он с легкой улыбкой, – не стоит на
них так сердиться. Дюжина средних умов никогда не сможет постичь одной мысли
гения.
– Льстишь? – повернувшись к нему, быстро спросил Гитлер.
– Льщу, мой фюрер, – сказал Гиммлер, и оба весело
рассмеялись.
Глава 59
Говорят, в Москве какого-то октября была всеобщая паника.
Никто не знал, что происходит на фронте, никто не работал, никто никому не
подчинялся. На вокзалах творилось что-то невероятное. Люди осаждали стоявшие на
путях теплушки и вагоны электричек, во всех направлениях, лишь бы из города,
ехали на машинах, мотоциклах, лошадях, велосипедах, шли пешком, толкая перед
собой тачки с пожитками. Метро не работало. Магазины, банки, сберкассы были
открыты: заходи, бери, если чего найдешь. Возле помоек лежали груды сочинений
Маркса – Энгельса – Ленина – Сталина и других подобных авторов. Брошенные
хозяевами голодные собаки, бродя меж фолиантами, внюхивались в них и воротили
морды, тоскливо повизгивая.
На улицах не видно было ни военных патрулей, ни милиции,
райкомы и райисполкомы не действовали, власти не было.
Говорят, что в тот день немцы могли взять русскую столицу
голыми руками.
Почему же они этого не сделали?
