– Кортик показал мне фотографии вашего дома в Крыму.
– Ах так? Я вижу, ты серьезно занялся изучением моего прошлого. Слушай, Атила. Хочешь увидеть большое-большое удивление на лице моего зятя?
– Зятя? – не сразу понял я. – Адвоката. Что значит большое удивление?
– Это когда у него челюсть отваливается, а потом он изображает что-то вроде кривой улыбочки.
Я засмеялся – так здорово она описала знакомое мне выражение.
– Вижу, ты меня понимаешь. Скажи ему, что из-за его глупости с уничтожением моего сейфа на днях убили русского летчика. В Бразилии. В гостинице Рио-де-Жанейро.
– И что? – я напрягся.
– Он приехал на выставку оборонных технологий. После убийства кое-что из этих самых технологий пропало. Прибор, который может найти в куче металлолома любую заданную кристаллическую структуру, например свинца.
Поскольку я ничего не понял, то спросил, поймет ли адвокат все, что она сказала.
– Конечно, не поймет! – уверенно заявила она. – Пока не поймет. Но челюсть уронит.
– И то, что вы сказали, имеет отношение к бумагам из сейфа?
– Это и дураку ясно, – оценила мою сообразительность бабушка Соль и положила трубку.
Я не находил себе места, пока в Надом не приехал адвокат.
Сначала я отчитался о проделанной работе. Было заметно, что он поражен.
– Не ожидал… Ваш дядя Моня, бабушка Соль, похороны Нины Гринович. Не ожидал… Повестушку обо всем этом не хочешь написать? – вдруг спросил он, уколов меня хитрым взглядом.
– Нет. Я хочу…
– Да, конечно, – перебил меня адвокат. – Ты хочешь браунинг № 1347. Вуаля!
Он стукнул по столу револьвером. Рядом со сканером эта вещица казалась первобытной до дикости.
Я сидел и смотрел на оружие, не притрагиваясь к нему.
– Возьми его в руки, – предложил адвокат.
Я взял. На стволе у рукоятки было выгравировано латинскими буквами: браунинг патент № 1347.
– Тяжелый… Он заряжен?
– Нет. В нем было два патрона. Я их вынул.
– Как вам удалось его достать?
– Адвокатский принцип взаимного обмена.
– Это… дорого?
– Все относительно. Зависит от усилий, которые человек прилагает. Мне это почти ничего не стоило. А теперь, с твоего позволения, я его заберу.
– Как это?.. – опешил я.
– Ты собрал и систематизировал информацию на заданную тему. Я привез тебе браунинг. Он твой. Как только получишь паспорт, я помогу на него разрешение оформить. Зарегистрируем как коллекционное оружие. Девятнадцатый век все-таки.
– Подождите! Так нечестно.
– Почему – нечестно? Это твоя вещь, она хранится у твоего адвоката.
– Тогда пусть хранится в этом доме.
– Здесь нет сейфа, – возразил адвокат и злорадно напомнил: – Я его ликвидировал! Как только захочешь подержать браунинг в руках, звони. Я приеду и привезу его.
Я задумался. Была во всем этом какая-то ловушка, но уличить адвоката в мошенничестве…
Заметив мои потуги выйти из ситуации хоть с каким-то положительным результатом, адвокат подтянул коляску к себе, наклонился и сказал мне в лицо:
– Ты выбрал вещь, которой в твоем возрасте не можешь владеть. Ты мог попросить кольцо с бриллиантом или говорящего попугая. Но ты предпочел то, что недосягаемо. Почему?
Я задумался и предложил ему следующее:
– «Тот, кто играет на арфе без струн, может так же играть на флейте без мундштука».
Я и сам толком в тот момент не понял, что именно хотел сказать.
Адвокат откинулся на спинку стула.
– Тэттэки Тосуи, – сказал он, усмехнувшись. – Железная флейта. Гэнро. Берешь стержень, на котором нет ни мундштука, ни отверстий для пальцев, и играешь. Я всегда не доверял Востоку. Я им восхищался, но не доверял. «Платье Голого короля» – помнишь? Есть такая сказка.
Я неопределенно кивнул.
– Двое портняжек проникли в королевский двор и изображали изготовление дорогого наряда, за что брали большие деньги. На кружева, на золотое шитье, на редкие ткани. Придворных, желающих посмотреть на их работу, они приглашали в мастерскую, показывали голые стены, на которых якобы висели одежды, а кто эти одежды не видел, объявлялся дураком. Никто не хотел прослыть дураком. Соловьев назвал буддизм «религией эгоизма». Мне всегда было не по себе в позе лотоса, я не умею играть на флейте без мундштука и на арфе без струн. Но всегда могу изобразить, что играю – чувствуешь разницу? Если ты слушатель – тебе выбирать, слышишь ли ты музыку, или ты дурак.
– А если я не изображаю? Если я абсолютно уверен, что сыграю на любой железке как на флейте. Как бы сказать точно… Это оружие – оно стало моим, как только я захотел им воспользоваться. Может быть, потому, что больше никто его не хотел? – закончил я неуверенно. – Оно никому больше не нужно…
Адвокат посмотрел на меня с сочувствием:
– Ты сильнее, чем я ожидал. Что ж, тогда и говорить нам будет проще. Предположим, я слышу твою флейту, поэтому принес тебе браунинг, хоть ты и не можешь им владеть. Условия сделки выполнены.
– Он мне нужен! – настаивал я.
– Не нужен. Тебе всегда будет нужен человек, который бы этот браунинг смог раздобыть. Ты так оцениваешь людей – по способности найти условную вещь, по умению слышать твою игру на железке без отверстий. И так ты навязываешь человеку свою цену.
– Может быть, вы знаете, что ценнее всего на свете? – ехидно поинтересовался я.
– Знаю. – Адвокат встал. – То, что невозможно оценить. Икар! – вдруг крикнул он, отчего я дернулся. – Хватит подслушивать за дверью, заходи!
Он положил оружие в металлический ящик с задвижкой и натянул респиратор. В ящике что-то звякнуло. Может быть, те два патрона?
– Я и не подслушивал. – Кортик заглянул в приоткрытую дверь. – Я не хотел вас перебивать. Тебе позвонили, матушка сказала, чтобы отца не отрывали от общения с сыном.
– Извини, пойдем к тебе. – Адвокат быстро направился к двери.
– Мне так не нравится. Позвони. Вдруг твой ребенок заболел?
– Не выдумывай.
– Тебе пора домой.
Я слышал, как адвокат удивился в коридоре:
– Икар, ты что, не хочешь меня видеть?
– Видеть? Хочу видеть, но тебе все равно нельзя снимать эту штуковину с лица.
– Хорошо, я сниму. Немедленно!
– Не надо, пап…
– Сейчас же обними отца!
В коридоре послышался топот ног. Я понял, что Кортик убегает от снявшего респиратор папаши, и выкатился в коридор посмотреть на это зрелище. Они кинулись в столовую и бегали вокруг матушки, которая ничего не поняла и стала кричать, а потом хлестать полотенцем того, кто попадался под руку.
