– Конечно, понимаю! – с самоуверенной лихостью заявил я, быстро залез в Интернет и начал искать зарубежную прессу за последнюю неделю, а адвокату в это время злорадно объяснял в трубку: – Она ищет сокровища, на след которых вышла благодаря немецкой газете Нины Гринович. Вариант первый: по следу сокровищ идет кто-то еще – судя по реакции вашего знакомого из Гамбурга, он выкупил документ не для бабушки Соль. Вариант второй: он выкупил документ для нее, а она его потом кинула. Вариант третий: он приобретал бумажку для себя, узнав о сокровищах от одного несдержанного на язык адвоката – зятя бабушки Соль.
В трубке тяжелое дыхание длилось минуты три. За это время я перелистал несколько гамбургских газет. Потом адвокат спокойно поинтересовался:
– Я тебя чем-то обидел?
– Нет. Просто я хотел обратить ваше внимание на то, что не все, что вам кажется глупым и сумасбродным, подлежит разбалтыванию. Кое-что может быть настоящей тайной. Я как-то подумал, о чем говорят адвокаты за рюмкой коньяку после хорошего обеда в дорогом клубе? Это по аналогии с медиками, на которых я насмотрелся за время своих мытарств. Минут сорок – о делах. Потом, ослабив узлы галстуков, они не прочь поразвлечься интересными историями о болезнях и анекдотами о поведении своих подопечных либо смешными семейными подробностями – о детишках и тещах. Кто из коллег посоветовал вам поискать, а потом ликвидировать сейф после вашего смешного рассказа о странных проникновениях в дом? Надеюсь, вы со своей профессиональной памятью вспомните этого доброго человека – вашего коллегу?
– Но я-а-а… Э-э-э… И у-у-у… Вспомнил! – закончил нечленораздельное мычание адвокат. – Но почему ты… Ладно, я вспомнил, и что?
– Расскажите ему очередную хохму. О том, как некто Мишка из русского посольства купил… Бабушка Соль сказала, сколько ему документ стоил?
– Десять тысяч евро, она сказала – десять тысяч, она в курсе! – с готовностью ответил адвокат.
– Ну вот вы и скажите – купил за две тысячи евро какой-то документ из немецких архивов, да попался и был выслан. Скажите, что в жизни все странно переплетается: представитель посольства, солидный человек и ваша ненормальная теща занимаются одним и тем же – поиском сокровищ – детский сад, да и только.
– При чем здесь сокровища?
– Я как раз читаю на экране, что именно об этом написала известная гамбургская газета. Ваш знакомый Кузин проявлял большой интерес к эвакуации немцев из Кёнигсберга – ныне Калининграда – в сорок пятом году.
– И что с этой эвакуацией? – все еще не понимал адвокат.
– Хорошо. Называю ключевое слово. Эвакуация больше десяти тысяч человек – военные с семьями, специальный состав офицеров-подводников, штатский контингент важных персон – должна была происходить на судне, которое называлось «Германик».
Знаете, что спросил после ключевого слова адвокат?
– Ты читаешь на немецком?
Знаете, что я ему ответил, упиваясь собственным величием, то есть погружаясь с потрохами в подкравшуюся скверну?
– На немецком, английском и французском. Эти языки удобно учить вместе. Но я только читаю и перевожу. Разговорной практики, как вы можете догадаться, у меня нет.
– Где сейчас Икар? – без всякой логики перескочил адвокат на другое. – Только не говори, что он в колледже, я туда звонил.
Я честно ответил, что в данный момент его сын проводит время в сарае.
– А ты что? – В его голосе явно сквозило возмущение.
– А я копаюсь в Интернете, чтобы вы могли развлечь своих коллег-адвокатов в клубе после хорошего обеда.
Чего я не сказал адвокату? Что я учил языки в надежде получить работу в его конторе – он сам обещал мне это по исполнении четырнадцати лет. Подозреваю, что адвокат не забыл обещание, просто не хотел, чтобы мы с Кортиком отдалились друг от друга (у кого бы потом он выспрашивал его секреты?), а мы бы непременно отдалились, стань я помощником адвоката.
Чего мне он не сказал? Ничего не сказал – не попрощался, просто бросил трубку.
Я не обиделся. Выключил компьютер и поехал в сарай.
Я не смог туда заехать на коляске – старый порог, потом еще несколько ступенек вниз. Кортик внес меня на руках и посадил на верстак. Я осмотрелся и спросил:
– Твоя бабушка замужем?
Кортик задумался, потом молча пожал плечами.
– А была?
– Конечно, была. Как-то же она родила мою маму.
– Для того чтобы родить ребенка, не обязательно выходить замуж.
– И что?.. – Кортик явно был мыслями где-то далеко.
Я осмотрелся и понял, где. Серебро Кортик плавил в тигле над пламенем газовой горелки. К горелке был подсоединен шланг от стоящего в углу сарая двадцатипятилитрового баллона с газом. При осмотре его рабочего места я понял, что использовано было две серебряные ложки. Он их резал на маленькие куски ножницами по металлу. Рядом с горелкой на верстаке были уже установлены тиски, лежало несколько ножовок, и по россыпи серебряного песка я понял, что Кортик доводил пулю для патрона. Патрон был закреплен в других тисках – маленьких. Опираясь на руки, я подполз на заднице к ним поближе, чтобы рассмотреть пустой патрон, готовый принять серебряную пулю.
– Ничего не сдвинь, – предупредил Кортик, зажимая пулю в тиски. – У меня только два патрона. При чем здесь бабушка и ее муж?
– В этом сарае много инструмента. Неплохо. Чувствуется мужской интерес и умелые руки.
– Она могла приглашать рабочих для ремонта или строительства, – предложил свою версию Кортик.
– И они на всякий случай запаслись наковальней, сварочным аппаратом, а также тиглем и формочкой для выплавки пуль определенного калибра? – вздохнул я.
– Тигель был здесь, а формочку я попросил у шофера. Он в клубе охотников состоит. У него таких причиндалов много.
– Понятно, что у шофера. И он не спросил для чего?
– Не спросил.
– Кортик, где ты возьмешь оружие?
– Это секрет.
– Если ты знаешь калибр пули, значит, оружие уже у тебя?
– Можно сказать и так, – кивнул Кортик, осторожно зачищая напильником выплавленную пулю.
– Он не мог дать тебе оружие, он не идиот, – размышлял я вслух.
– Он и не давал.
Мы говорили о шофере и прекрасно понимали друг друга.
– Вынести его из тира ты тоже не мог. Павел Игнатьич рассказывал о металлоискателе на выходе.
– Не мог.
– У тебя только два патрона, да?
– Да.
Что ж, все было сказано. Кортик ни разу при этом на меня не посмотрел, а это означало только одно – он все решил твердо и в советах не нуждается. Что я мог поделать? От безысходности хотя бы усомниться в его снайперских способностях. Я и усомнился:
