– Макарыч, не углубляйся, – остановил его Коля. – Ну в самом деле, у меня и так мозги набекрень, не могу представить, что Ассоль Марковна приплыла сюда, чтобы выкинуть эти бриллианты обратно в море. Просто он за вами потихоньку следит. Потому что совершенно не верит, что ваш внук случайно стрелял в брата, и шоферу теперь не верит, и нашим доблестным службам не верит – жалобу на нас накатал. Мол, не арестовали мы вас за угрозы и глаза чучела не нашли. Его брат эти самые чучела, что наделал за три года прослушки вашей дачки, собрался в Америку на выставку везти. Да-а-а… Уже и транспорт заказал. Вот такие пироги. Так что скажите нам спасибо, Ассоль Марковна, и мы пойдем, засиделись тут… на ящике.
– За что спасибо? – встала Ассоль.
– Так мы вас с внуком, можно сказать, уберегли от психического срыва. Вот, приплыли рассказать про найденный отсек с радием. Вы бы без нас перепахивали это дно еще недели две, пока не свихнулись: та колба, не та?
– Спасибо, – прошептала Ассоль.
– А ручку позволите? – склонился в поклоне Коля. Взял безвольно висящую руку бабушки и нащупал пульс.
– Восемьдесят один! – объявил он через минуту.
– Тоже ничего, – кивнул Макарыч. – Тебе бы подсунуть такую информацию после двенадцатого погружения на сто двадцать метров, я бы посмотрел…
Бабушка Соль, провожая их взглядом, медленным движением положила в рот таблетку валидола.
Она спустилась в каюту. Села на ближайшую койку – нижнюю. И стала смотреть на Кортика. Он лежал – руки под голову – как раз напротив. Он повернул к ней лицо.
– Ты знал, что сын ювелира Коха живет на соседней даче? – спросила бабушка.
– Ну, знал.
– Ты стрелял в него?
– Стрелял.
– Почему?
– Потому что он вампир поганый! – импульсивно начал Кортик, потом вздохнул и добавил поспокойней: – Я так раньше думал.
– Кто тебя надоумил стрелять? – спросила Ассоль Ландер.
– Вы что с отцом, сговорились? – удивился Кортик.
Я понял, что повторного допроса на тему «кто тебе сказал, что немец – вампир?» не переживу. И решил покаяться:
– Во всем виноват я.
Должного эффекта не последовало. Бабушка Соль только досадливо отмахнулась:
– Не встревай, я хочу поговорить со своим внуком Икаром!
– Послушай, все получилось до абсурда глупо, – начал свою исповедь Кортик, садясь. Ему пришлось пригнуться, чтобы верхняя койка, даже в поднятом состоянии, не касалась его головы. – Шофер Павел Игнатьевич возил меня в тир, чтобы я научился стрелять. Он говорил, что умение хорошо стрелять необходимо каждому настоящему мужчине. Атила в это время добивал моего отца просьбой о браунинге № 1347, из которого убили Маяковского. Атила хотел из него застрелиться, когда его мать умрет. Отец спросил шофера, нет ли в его коллекции оружия какого-нибудь браунинга начала прошлого века, чтобы на нем можно было выгравировать нужный номер. У шофера был браунинг. Отец думал, что покажет Атиле оружие, даст подержать и потом заберет – Атиле было чуть больше десяти. Мне такое положение вещей не понравилось. И я этот браунинг…
– Спер, – подсказал я.
– Украл? – предложила свою версию бабушка.
– Нет. Я его не вернул шоферу, а отнес Атиле. Он его очень хотел. Короче, браунинг остался в Надоме. Ну вот, а потом наш пудель случайно придушил соседского петуха. Пришел немец и купил мертвого петуха. И сделал из него чучело. Это мы потом поняли, что он купил его для чучела, а сначала думали, что он вампир и ему нужна свежая кровь. Через три месяца он заманил нашу собаку к себе и… сделал чучело из нее. Знаешь такую болезнь – таксидермия, а вот я не знал.
– Икар, ты стрелял из браунинга? А как же серебряная пуля? – спросила бабушка.
– Я выплавил из твоей серебряной ложки пули и полез на дерево, чтобы убить вампира с Черной дачи.
– Почему на дерево? – удивилась она.
– Это важный аспект в деле излечения вашего внука. – Я влез в их беседу, чтобы развернуто подать нужную информацию. – Я сказал, что из нашего чердачного окна ему ни за что не попасть в цель. И спросил, пойдет ли Кортик стрелять в упор?
Ассоль с ужасом посмотрела на внука:
– А он что?..
– А он сказал, что в упор выстрелить в человека не сможет. Ну? Понимаете?
– Что?
– Нормальный пацан! Без всяких отклонений. У него убили любимую собаку, он точно знает, что в упор человека не застрелит, если увидит его глаза, а вот вампира поганого – ночью, с дерева, в окно – запросто. Он совершенно нормальный.
– И куда… ты попал? – спросила бабушка Соль.
– Я попал в раму для зеркала. Пуля срикошетила и сбила голову зубра, которая упала на немца.
– Да, я вспомнила, какую линию защиты выстроил твой отец. Там было что-то о зубре… Вы знали, что шофер установил прослушку для Коха в моем доме?
– Узнали позже, – вздохнул Кортик.
– Насколько позже? – напряглась бабушка.
– Недавно, – выдавил Кортик.
– Черт возьми, говори точнее! – закричала она.
– Будешь кричать, вообще ничего не скажу!
Я решил вмешаться:
– Дядя Моня нашел две камеры в Надоме как раз в тот день, когда наш пудель придушил петуха соседки. Он отдал камеры мне.
Ассоль задумалась, потом спросила:
– А сколько времени прошло между находкой Мишки Швабера и пропажей вашего пса?
– Три месяца, я помню точно – не больше трех месяцев, – уверил ее Кортик.
– Прекрасно. Осталось вспомнить, о чем вы говорили в последние дни перед обнаружением этих камер.
– Зачем тебе это? – Кортик отвел глаза.
– Зачем мне? Затем, что у меня появилось сильное подозрение, что Мишка Швабер рассказал вам много интересного о нашей с ним встрече на похоронах Нины Гринович.
– Он ничего не говорил о вашем пари, – уверил ее Кортик.
– Не увиливай! – возмутилась бабушка. – Почему ты прячешь глаза? Он говорил, что приезжал туда через полтора года? Он говорил, что нашел могилу Нины Гринович пустой?
– Ты все время кричишь, я от этого тупею, – заметил Кортик.
А я как раз подумал, что она сидит слишком далеко от привинченного столика, чтобы лупасить по нему ладонями. Глядишь, шлепнула бы пару раз и успокоилась.
– Насколько тупеешь? – поинтересовалась бабушка. – До степени вранья или потери памяти?
– Ладно, мы обо всем говорили. А потому, что Иммануил Швабер имел наглость заявить, что мог тебя арестовать, но не арестовал – такой вот он добрый, я завелся…
– И что?..
– Я спросил, за что он мог тебя арестовать. Атила сказал, что знает, за что. Короче…
