– Мы не шепчем, – обороняюсь я.
– Но вы намекаете, я чувствую!
– Я только спросила, кто купил тарелки!
– Почему бы тебе у меня не спросить, все ли тарелки я продал?! Или что-то завалялось?
– Ты продавал тарелки? – с придыханием ужаса и страдания за брата спросила Нара. – Тебе совсем не на что было жить?
– Нетка… – потянулся было ко мне Гамлет, но я оборвала его:
– Молчи!
– Я продавал тарелки на лекарство матери. – Теперь Макар опустил голову и запрятал глаза. – Они были дорогие, из серебра.
Нара помолчала, обдумывая услышанное, и поинтересовалась:
– А мне Нефила говорила, что для мамы не было лекарства. Не изобрели еще. А ты его где-то доставал? А она умерла, когда тарелки кончились?
– Тарелки еще не кончились? – вдруг спросила Тили как-то вечером, когда мы с ней сидели на террасе и уже по-вечернему сырел воздух, становилось прохладно, но так не хотелось уходить из притихшего грустного августа.
– Тарелки? – Я поправила плед, которым она была укрыта в кресле-качалке. – Не знаю… Хотя – да, я недавно заметила, что Агелена моет тарелку, чтобы положить еду Наре, а раньше можно было мыть посуду раз в день – вечером.
– Когда кончится мое серебро, я умру, – просто заметила Тили.
– При чем здесь серебро?
– Оно уходит из дома, после последней тарелки уйду и я.
– Бред какой-то! А чашки на ножках, похожие на кубки? Они тоже серебряные?
– Бокалов давно нет. Их не стало еще весной. Сядь рядом. Вот так. Макар продает мою серебряную посуду.
– Макар?.. Продает?
– Да. Он договорился заранее с человеком в Ленинграде, с апреля раз в месяц приезжает ювелир и забирает то, что я подготовлю. Мне кажется, что в следующем месяце ему будет нечего брать. Не удивляйся, но я обещала, что никогда не буду выглядеть как больная и немощная старуха, требующая ухода.
– Ты не выглядишь как больная старуха.
– Да. Не выгляжу. Это морфий. Мое серебро ушло на морфий.
– Это… чтобы не было боли?
– Точно. Чтобы не было боли.
Все внутри меня замерло в оцепенении странного, почти бесчувственного отчаяния. Я-то надеялась, что веселая и спокойная Тили еще не подошла к настоящей болезни, а, оказывается, смерть уже караулит ее, потихоньку, по ночам, в темных углах большого дома, сгрызая столовое серебро.
– Почему ты заболела? Ну почему?
– Наверное, из-за детей. Каждый ребенок съедал меня изнутри понемногу, как и полагается… Ты же знаешь, паучихи согласны кормить своим телом потомство.
– Перестань так со мной разговаривать – я не маленькая! При чем здесь пауки?
– При всем. Я всегда знала, что умру, как паучиха. А как умирает паучиха? В бою с другой паучихой, или с большой и сильной медведкой, или отдает себя, как корм, детям. Ты что, предпочла, чтобы меня зарезала соперница в любви? Или убила завистливая хищная медведка?
– Ну какая еще медведка?.. Бабушка!
– Нет уж! Я предпочитаю, чтобы меня разобрали себе дети, и на здоровье!
– Бабушка! – Я трясу ее за плечо и вдруг ощущаю, какое оно худое и острое. – Хватит уже о пауках! Скажи, как твою болезнь называют врачи?
– Врачи!.. – хмыкает она. – Врачи мне запретили рожать после первого ребенка! Они совершенно по-другому представляют цель жизни. Только подумай: цель жизни – жить? Это же бред! У меня рак матки. Это я знала и без врачей. И не смей плакать! Я сделала все, чтобы вы даже не испугались, не то что рыдали в предчувствии моей кончины!
Ночью я все рассказала Агелене. Мы лежали с ней на большой старой перине и плакали, обнявшись.
– Так и сказала?.. Уйду после последней тарелки?
– Так и сказала.
– Но морфий – это же наркотик!
– Наркотик, – давлюсь я рыданиями.
– Наша бабушка – наркоманка?
– Она умирает.
– А сколько осталось этих тарелок?
– Понятия не имею. Я даже не знала, что они из серебра. Что за ними приезжает ювелир.
– Я должна рассказать маме, – решается Агелена. – Мы должны всем рассказать, нам помогут… – закончила она неуверенно.
– Как же. Помогут. Еще скажи, что моя мама прилетит на помощь, как Бэтмен! Ты как знаешь, а своей я ничего не скажу. Она и так обзывает бабушку ненормальной. Еще добавит к прилагательному существительное. Получится – ненормальная наркоманка. Слушать это потом всю жизнь…
Приехавший на следующий день Макар нашел две ложки, две тарелки и небольшую ажурную конфетницу.
– Были еще тарелки, я помню! – метался он по дому.
Мы с Агеленой сидели на полу возле Тили, обхватив ее ноги.
– Сынок, – просила бабушка, – не сердись, посиди со мной.
– Послезавтра я должен быть на сборах, я не могу сидеть! Скажи этим бестолковым любительницам трагических историй, чтобы нашли тарелки. На этом, – он кивнул в сторону собранных остатков серебра, – ты долго не протянешь.
– Ты обозвал нас тогда бестолковыми любительницами трагических историй, – безжалостно напомнила Агелена. – А ювелир опоздал.
– Опоздал? – Макар поднял голову и удивленно посмотрел на Агелену. – Но вы же запрятали тарелки? Ведь запрятали?
– Мы не будем опять ругаться на эту тему! – попробовала я остановить ссору. – Мы и так переругались из-за этих тарелок у гроба!
– Вы положили тарелки в гроб? – Ося решил тоже поучаствовать в завлекательном споре.
– Вы!.. Обе! – Макар вскочил и навис над столом, как карающий злой ангел. – Я знаю, что вы думаете! Хорошо изображать из себя чистюль и рыдать от умиления собственным всепрощением! А попробовали бы доставать ей морфий! Продавать эти проклятые тарелки! А ведь они были настоящим антиквариатом, какой-то покупатель не смог вывезти серебро за границу, в милицию поступила информация, меня чуть не исключили из училища, когда узнали, что я веду переговоры с ювелирами!
– Минуточку, какой еще морфий? – встрепенулся муж Гамлет.
– Ты, страдалец! – встала и я, не отпуская своими глазами глаза Макара. – Вместо того чтобы потихоньку выгребать посуду, поговорил бы с нами, объяснил! Мы были всего лишь двумя маленькими девочками, и мы запрятали эти две несчастные тарелки!..
– Это я запрятала, Нефила ничего не знала, – перебила Агелена. – Я запрятала две тарелки, когда… когда Тили сказала, что после последней тарелки она умрет. С твоей стороны было настоящим издевательством упрекать потом нас в смерти Тили из-за этих двух тарелок.
– Она бы протянула на остатках серебра еще месяца три, – притих Макар.
– Я же тебе говорю – ювелир опоздал! Хоть бы мы заготовили еще десять тарелок! Она умерла! – перешла я на крик, взяла свою тарелку и грохнула ею об стол. Ничего. Тогда я сбросила тарелку на зеленые плитки пола. Ничего!
