– Попросив его при этом хорошенько портсигар «ховать», – подхватила Аделаида. – И Жуковский, пряча портсигар в карман, благодарил, повторяя короткое производное от «ховаю» – «прячу, прячу, ваше величество».
Крестная Аделаида не стеснялась употреблять матерные слова.
– Ерунда все это, – заметила Иринка. – Какие заборы? Еще скажите, что это написали на Кремлевской стене. И чем, интересно, тогда писали на заборах?
– Угольком, – просто ответила Аделаида.
А в Москве оказалось, что крестная боится летать на самолетах. Никакие уговоры не помогли, и было закуплено купе в поезде на Санкт-Петербург. Перед отъездом Вольдемар отвел девочек в музыкальный клуб, а крестную в буфет этого клуба, чтобы она могла видеть их через прозрачную перегородку. Аделаида выпила двести граммов коньяка и рассказала еще парочку анекдотов, за которые он зауважал ее и перестал коситься на клетчатую сумку.
– А все-таки, откуда вы узнали про ребенка Дездемоны? – спросил он, когда, по его подсчетам, двести граммов уже должны были подействовать.
– Ты крещеный? – спросила на это Аделаида.
– Крещеный. – Вольдемар потянул цепочку из воротника рубашки.
– Дездемона мечтает окрестить ребенка. До сих пор по церковному уставу это было невозможно – он незаконнорожденный. Надеюсь, теперь ты сможешь убедить своего начальника вступить в законный брак. Веская причина для такого шага. Что уставился? Без давления, не настаивай, потихоньку, но убедительно. Покажи свой крестик. От этого всем будет хорошо, и я успокоюсь.
– А вот тут, бабуля, у тебя полный пролет! – злорадно объявил Вольдемар, забыв о вопросе, на который так и не получил ответа. – Филимон второй год одну женщину окучивает – он ей даже свой перстень отдал, чтобы искать ее сподручней было, и в Африку за ней летал! Спорим, если найдет ее, то сразу женится? Нет, сына он, конечно, признает…
– Она покруче Дездемоны будет, да? – перебила его крестная.
– И в темноте рядом не стояли! Как только он увидел ту в аэропорту, сразу сделал стойку. Сразу мощно так, по-мужски пошел напролом, вынул перстень тыщ за двести, щиколотку измерил.
– Что измерил?.. – не поняла Аделаида.
– Щиколотку. Хотя и на расстоянии было видно, что эта щиколотка побьет все ранее сделанные измерения. Красотка эта тоже не из стеснительных оказалась. Сдернула с головы парик в знак полной честности.
– И что?..
– Ничего. Бритая оказалась. Но ей идет. Хотя… Не в моем вкусе. Высока, тоща и надменна, как и все фотомодели.
– Она фотомодель? – осторожно поинтересовалась Ада.
– Ну да. Мы потом увидели ее в журнале, там и размеры разных частей тела указаны были.
– А имя? – как можно равнодушней поинтересовалась Аделаида. – Имя было указано?
– Не знаю – имя это или кличка… Забыл, – задумался Вольдемар.
– Трагичней, чем Дездемона?
– Нет… Не Шекспир. Что-то из греческой мифологии.
– Гера?..
Вольдемар задумчиво покачал головой.
– Деметра? Алкиона? Эвридика? Пенелопа? Гесперия?
– Стоп, стоп, – он поднял руки, сдаваясь. – Она была нехорошей женщиной. Любила мстить. Страшная женщина.
– Горгона?
– Нет, Горгону я знаю, Горгона – это… – Очнувшись, Вольдемар внимательно посмотрел на сильно заинтересовавшуюся Аделаиду. – Она еще детей своих… зарезала, зараза.
– Медея? Жена Ясона?
– Точно. Медея. Надеюсь, она не замужем, а то Филимон никак не может ее забыть.
После этих слов Аделаида засобиралась, хотя до поезда времени было полно. С девочек сдернули наушники, отвели их на платформу. Еще с полчаса все стояли, мерзли. Вольдемар смотрел на глубоко задумавшуюся крестную и в душе злорадствовал – поделом ей, прыткой такой. Приехала ниоткуда и за две недели устроила в жизни Филимона полный бардак. Он знал таких неуемных престарелых ведьм – живут за счет чужих переживаний, интриг и судилищ, а когда рядом не оказывается желающих жениться или развестись под их четким руководством, подсаживаются на сериалы и книжки из туалетной бумаги.
Отец
Проводив девочек, Филимон засобирался в очередную инспекционную поездку под Нижний Новгород. Трудно было оторваться от смешного мальчугана с его, Виктора, чертами лица – накатившее живым комочком забытое детство, да под дых, да с оттяжкой и анестезией от легких мальчишкиных слез: упал на лестнице, но тут же замолчал у отца на руках. Зря только переполошил глухонемую няньку и рыжую мамочку с невесть откуда взявшейся в ее рязанских корнях голландской статью.
А на полигоне Сура метель мела, задувая облупившиеся корпуса лабораторий. Виктора Филимоновича эта наружная ветхость не коробила – в полигон за последние два года было вложено два миллиона долларов, внутренние коммуникации подлатали, оставив по его просьбе наружную разруху для конспирации, а большая часть денег ушла на оборудование и компьютерное обслуживание радиотелескопа. Именно установку и работоспособность этого самого оборудования Лушко и ехал инспектировать, ни черта в этом не понимая. В его задачу входило: напялить бороду Карабаса-Барабаса и прогуляться по корпусам, задавая вопросы и путая при этом падежи и окончания. Виктор Филимонович изображал богатого норвежца с русскими корнями.
Главный технолог, предупрежденный о его приезде, ждал с идиотским полотенцем в руках – махровым! – на котором засыпалась снегом круглая буханка хлеба с воткнутой в середину солонкой.
Соблюдая установленный ритуал, Филимон по прибытии немедленно отправился по лабораториям – минут на сорок, а потом – за накрытый стол, ел и пил не стесняясь и через час потребовал еще одну бутылку водки. В таком состоянии ему было легче выслушивать подробные объяснения главного инженера о коммуникациях, главного технолога – о состоянии ста сорока пяти столбов с тарелками-антеннами и сети проводов к ним, главного компьютерщика – о проблемах с Интернетом, и доктора наук Климовича о сейсмических поясах, афтешоках и фумаролах.
Климович, решивший ему помочь со второй бутылкой, уже полчаса рассказывал о разнице шкалы Меркалли и Рихтера при измерении силы землетрясения.
– При увеличении магнитуды всего на единицу!.. – Он многозначительно поднимал палец и дожидался, пока гость сконцентрирует на этом пальце свое внимание. – Количество высвобожденной энергии возрастает в 30 раз!
– Чито ви говорьите! – восторгался Филимон, хорошо зная разницу между очагом землетрясения и его эпицентром.
– Нет, ну вы поймите! По шкале Меркалли и в Грузии в 91-м, и в Таджикистане в 66-м сила землетрясения была одинакова – восемь баллов. Но в Грузии с магнитудой семь единиц энергии выделилось в девятьсот раз больше, чем в Ташкенте – там по шкале Рихтера было всего пять магнитуд, а все разрушилось так же глобально! Почему, я вас спрашиваю?
