– Филимон напился. Мы летим в Вильнюс.
– Сколько выпил? – спросил Шуруп.
– Две бутылки по ноль семь плюс двести пятьдесят.
– Плохо дело, – согласился Шуруп. – Что-нибудь говорил?
– В отрубе.
– Гнать за вами?
– Не надо. Если он заберет девчонок прятать, я сразу позвоню, готовься. Значит, плохи наши дела.
– Всегда готов.
Виктор Филимонович очнулся перед чугунными воротами колледжа.
– Ты чего, обалдел? – тронул он за плечо задремавшего Вольдемара. – Ты почему меня в дороге не откачал? В гостинице были? Почему не отмочил? Как я – в таком виде?..
Вольдемар протянул ему на ладони две развернутые жевательные резинки.
– Я не знал, что случилось. На моей памяти ты никогда столько не пил. Какая гостиница? Может, завтра на Москву атомную бомбу кинут, или что-нибудь еще Горгоне привиделось.
– Сдурел? – удивился Филимон и на всякий случай сделал попытку поплевать через плечо. Голова поворачивалась с трудом.
– Ты сказал – срочно, я все сделал срочно. Выйди, я полью тебе рожу сполоснуть.
Филимон умылся из бутылки, посмотрел на двух охранников за воротами, наблюдающих за ними.
– Сколько сейчас?.. – спросил он.
– Половина седьмого. Мы здесь минут тридцать. Документы я уже показал. Объяснил, что перед трудной и опасной работой ты решил повидаться с дочерьми.
– Ладно… Веди. Ты случайно… Я не говорил, зачем мне сюда надо?
– Говорил по телефону. Срочно повидаться с Зойкой.
– Ладно…
В зале для выступлений с небольшой сценой и зрительным залом в десять рядов директриса, вызванная звонком дежурной воспитательницы в шесть утра, предложила Виктору Филимоновичу высокий стакан с водой, над которым она в участливом ожидании держала двумя пальчиками крупную таблетку.
– А это самое… куда? – бормотал Филимон, отворачивая на всякий случай лицо – не доверял он жвачкам.
– А мы это – бульк в стакан, и оно потом – пузыриками, пузыриками!..
– Филимон, выпей, – проникновенно попросил Вольдемар.
И директриса сделала «бульк в стакан».
Прибежали девочки. Маринка с Иринкой – удивленно-радостные, Зойка – настороже. Вольдемар отвел нервничающую женщину в сторону.
– Ну что вы, не надо так волноваться, – журчал он тихо, перебирая ее холодные пальчики, – и вещи девочек собирать не надо, все в порядке. Отец захотел повидаться с дочками, это же нормально…
Директриса, привыкшая ко всякому, объясняла свое беспокойство жизненным опытом – именно в таком виде иногда появляются отцы воспитанников, и пока они пьют свои пузырики, воспитатель собирает вещи и проводит с детьми успокаивающую беседу.
– Матери – те обязательно позвонят заранее. Хотя у вас нет мамы… А у нас даже есть гостевые комнаты, оснащенные необходимым медицинским оборудованием. Капельница, дефибриллятор… Я же все понимаю. Разорение, разводы, шантаж, вымогательство! А страдают дети.
– Ужас, – соглашался Вольдемар, про себя думая, зачем они-то с Филимоном сюда притащились?
Золушка
После того как старшие сестры устали дергать отца и требовать объяснений, Зойка отодвинула их и устроилась между коленей Филимона. Внимательно посмотрела в его смущенное жующее лицо и спросила:
– Пузыри будешь надувать?
– Чего?..
– Из жвачек. Не будешь? Тогда выплюнь. – Она подставила ладошку.
Филимон выплюнул себе в руку большой комок жвачки, а ее ладошку потом поцеловал. Зойка все-таки раскрыла его пальцы и забрала белый комок в салфетку.
– Еще прилепишь под креслом, с тебя станется.
– Мимо, – заметил на это Филимон. – Ничего такого пакостного у меня в мыслях не было. У меня в голове сейчас вообще нет мыслей.
– Хорошо, что ты приехал. Я соскучилась.
– Доча, завязывай ты с этой крестной. Первый раз такое – каникулы, а ты не дома. Маринка с Иринкой с утра до вечера изводили друг друга и так, и этак, а все равно до драк дело не доходило, вот как они без тебя скучают.
– Да уж…
Они помолчали. Старшие сестры увели Вольдемара от директрисы и расспрашивали, как там маленький Филя и когда же наконец будет свадьба отца и Дездемоны.
– Учеба, еда – нормально? – решил закругляться Филимон.
– Учеба в порядке. В июне экзамены, тогда точно…
Что-то в голове Виктора Филимоновича сработало на название месяца – июнь. Конец июня, смотрины, бараны, родственники, калым… Абакар.
– Все, пора, – встал он. – Ты звони, если что. Давай, Зойка, нос выше! Что пригорюнилась?
– Папка!.. Ты это… Не позволяй ему командовать. Нельзя.
Виктор Филимонович сразу понял, о ком говорит дочь.
– Я предлагал тебе отменить этот дурацкий договор о свадьбе, а ты сказала…
– Езжай, у тебя дела, – перебила его Зойка. – Через Петербург поедешь?
– Что? – испугался Виктор Филимонович. Он как раз подумал – если Горгона в Петербурге, можно и заехать, поговорить, чего ждать два месяца? Нет сил носить это в себе, или уж запить на хрен?..
– Пока, папка! Не пей много, печенку подсадишь.
Горгона
Она открыла дверь в бигуди, прикрытых косынкой, и с буро-зеленой физиономией. Объяснила опешившему Филимону, что это косметическая маска. Они стояли в коридоре, Филимон пытался говорить, но получалось только раскрывать рот и молча выдыхать напряжение. Тогда Марго провела его в комнату с задернутыми шторами, села в кресло и замерла, дожидаясь. Филимон сидел напротив, потел и молчал. Его раздражало, что не видно глаз женщины и сидит она неподвижно, как насекомое, – застыла, не шевельнется.
– У нас проблемы с Абакаром, – кое-как через силу выдавил Виктор Филимонович.
– Свои проблемы с Абакаром ты решишь сам, – уверенно произнесла Марго.
– Боюсь, самому не получится, – вздохнул Виктор Филимонович. – Это больше твои проблемы, чем…
– У меня нет проблем с узбеком, – не раздумывая, заявила Марго.
– Подожди, ты не понимаешь…
– Виктор Филимонович! – повысила голос Марго и встала. – Повторяю: у меня нет проблем с Абакаром. Заметил, мы опять перешли на «ты»?
В сумраке комнаты она стояла с непропорционально большой головой – инопланетянка и длинном халате, перетянутом в талии до осиной неестественности. Виктор Филимонович почувствовал себя чужеродным телом в этом помещении, напоминающем нору с душными запахами французской косметики.
– Оперу любите? – вдруг спросила Марго.
