Кто-то тронул меня за плечо. Открываю глаза и поднимаю голову. Бауля. И Верочка тут – стоит возле моего стула.
– Мы с тобой родня? – спрашиваю я Баулю.
– До этого еще нужно дожить, – отвечает она.
Как всегда – ничего не понятно, но сказано так категорично, что больше не спросишь.
Бауля высыпает на доски стола стакан крупы. Садится на свой стул и кивает Верочке. Девчонка тяжко вздыхает, но помогает перебирать.
Стукнула дверь. Зашел Федор и обвел нас внимательным взглядом. В правой руке у него оказалась коса – длинное изогнутое лезвие без ручки. Он обошел стол, внимательно что-то разглядывая на полу, потом вдруг быстро наклонился и поднял... точило. Хмыкнул, как будто нашел кем-то спрятанное, и принялся точить косу.
Бауля закрыла ладонями крупу – это был знак Верочке остановить работу по отбору семян черной дикой редьки – и сказала, глядя перед собой:
– Федор, не надо.
– Надо.
– Федор...
– Отстань!
Представляю, что отразилось у меня на лице, если Верочка изо всех сил начала мне подмигивать и ободряюще улыбаться. Знаю только, что в тот момент я прикидывала, кого из нас – меня или Верочку – это бородатое чудовище будет резать первой.
Коса недолго елозила по точилу. Наступила тишина. И тренькнувший звук – это Федор попробовал лезвие ногтем. Потом – стук ведра. Я набралась смелости, выдохнула и посмотрела. Федор отставил помойное ведро от стены, стал над ним и что-то делает с косой у лица. Конечно, у меня мелькнула мысль, что он отрезает себе голову, но это было бы слишком радостно для такого унылого денька.
Федор стоял спиной ко мне. Света керосинок не хватало хорошенько рассмотреть, что там после размахивания косой падает в ведро и на пол – только мелькали тени от этого... падающего. Я уговаривала отключиться одну половину мозга – желательно, левое полушарие, чтобы избавиться от воображения до полного дебилизма. Вот он удовлетворенно вздохнул, бросил косу на пол – ужасный звук – и повернулся, зачесывая пятернями волосы назад от лба.
Обомлев почти до обморока, я смотрю, как ко мне подходит...
– Байрон?..
Злой взгляд и сердитый выкрик, к которому я уже стала привыкать:
– Заткнись!
Это не Байрон, можно перевести дух. Это тот же Федор, сбривший косой всю растительность на лице. Он сел за стол рядом с Баулей, и теперь я могу рассмотреть хорошенько его волосы – ни намека на седую прядь, какое облегчение!..
Бауля, очнувшись, вдруг заспешила и начала лихорадочно выбирать черные зернышки. Верочка тоже торопится – высунула язык от усердия. Я не могу отвести глаз от лица Федора. Если бы можно было подойти и погладить его волосы, тогда бы точно...
– Сникни! Не смей на меня пялиться! – рявкнул он.
В дверь постучали. Вошел невысокий коренастый мужичок, и только по вислоухой шапке я узнала Кирзача – он тоже сбрил с лица всю растительность.
Федор поднялся и постоял возле Баули. Та, не обращая на него внимания, лихорадочно ковырялась в крупе. Он вздохнул и пошел к Кирзачу. Вот они уже выходят в дверь. Пожалуй, стоит пойти прогуляться и посмотреть, куда это мужички намарафетились. Где здесь зона отдыха – клуб и танцы под гармошку?
– Постой! – окликнула меня Бауля, вставая.
Я спокойно выдержала уже знакомую процедуру – оттягивание ворота свитера и засыпание мне на грудь семян черной... дикой...
– Не ходи, – попросила девочка Вера.
Еще как пойду.
На улице, вдохнув побольше холодного воздуха и посмотрев вверх – никакого намека на звезды, я вдруг поняла, что надо бежать. Наплевать на этих побрившихся ужастиков и бежать, бежать!.. Почему мне это раньше в голову не пришло? Пометавшись у каменной арки, я бросилась к реке. Вряд ли местное население отдыхает и развлекается там же, где работает и выливает туалет.
Сначала я старалась внимательно смотреть под ноги и привычно прикрывала руками живот на случай внезапного падения. Потом вдруг поняла, что могу делать шаги больше, а руки нужны, чтобы убирать от лица ветки и отталкиваться от деревьев. Сбросила валенки – стало еще круче! Можно вообще не смотреть под ноги, потому что я стала чувствовать выбоины заранее, и даже научилась делать зигзагообразные скачки между деревьями. А потом – бежать быстрее и ловчее стало одним-единственным желанием, и я научилась ускоряться без обламывания веток – почти бесшумно! Наступило полное счастье, когда я заметила, что, оттолкнувшись, делаю несколько шагов в воздухе. Эйфория захлестнула меня как пощечина – наотмашь. И больно, и радостно, хочется плакать от счастья обладания чем-то не свойственным никому, кроме меня и... разве что... Наверное, так быстро и ловко бегают животные.
Я представила волка. Почему-то не пантеру, не тигра, а волка. Ему часто приходится бегать в лесу между деревьями. Представив это, я замедлилась и вспомнила о побеге. Куда бежать-то? Из ориентиров – только река. Я остановилась. Прислушалась. Принюхалась... И ужас поднял дыбом все волоски на теле. За мной гнался кто-то такой же ловкий, только гораздо!.. гораздо больше и мощнее меня.
Я почувствовала гон кровью. Сердце забилось от страха быстрее, а кровь потекла медленней. Тело собралось прятаться, ползти, зарываться и притворяться мертвым.
Отсутствие опыта. Оставшееся в рабочем состоянии одно полушарие мозга победило животный инстинкт своим убогеньким человеческим опытом – я побежала.
Река была справа, неподалеку. Меня гнали двое, я слышала и каким-то образом различала их шаги и дыхание – молодой и старый. Расстояние быстро сокращалось, теперь я уловила и сильный резкий запах. Голос Бирса – «неподрезанный кабанчик». Нет, это не кабаны, я помню запах кабана. Эти двое разделились. Молодой шел за мной, а старый – в обход, против ветра. Рабочее полушарие отслеживало звуки и запахи молодого, а подсек меня хитрый старик.
На крутом спуске в лощину я почувствовала движение сбоку и не успела даже повернуться – он сбил меня с ног. Перекатившись, я приготовилась драться, вероятно, в этот момент мои мозги наконец отключились окончательно, остались только животные навыки. Поэтому я не стала по-человечески хватать палку или камень. Оборонялась зубами и ногами. Того, кто меня завалил, я успела укусить за первое же доступное место и ударить коленкой. Раздался совершенно человеческий вскрик, но рассмотреть, кто это, было некогда – на меня из темноты шло второе чудовище. Сначала я приняла этот ужас за облысевшую гориллу – животное шло на задних лапах и рычало. Местами его тело было совершенно гладким, местами – в клочьях свалявшейся шерсти. Вытянутые лапы с толстыми когтистыми пальцами. Морду толком не разглядеть из-за открытой пасти с устрашающими клыками. Я зарычала в ответ и стала на четвереньки в полной уверенности, что могу прыгнуть и вцепиться ему в шею. Потому что со звериной радостью почувствовала на пальцах длинные загнутые когти и как они вонзаются в землю.
