Платон нашел глазами Федора. Тот стоял в дверях с чемоданом. И Платон честно ответил:
– Не могу.
– Вы бесхарактерный идиот, – в отчаянии прошептала Аврора.
– «Мне не нужно победы, – прокряхтел Платон, усаживаясь поудобней, – мне не нужно венца. Мне не нужно... даже – чего? Не знаешь? – губ ведьмы, чтоб дойти до конца!» (Б.Г.)
[2]
Как смеешь ты, женщина! – называть меня бесхарактерным. Мне ничего не нужно от жизни, кроме покоя. Если это желание идиота, тогда я – идиот. Вези! Кошелка...
Из офиса Царицы все выбрались, почти переругавшись. На улице стояла ночь – серенькая и прозрачная, с остатками в небе красного расплавленного заката где-то за Крестовским. И Платон знал, что закат до конца не успеет раствориться – небо скоро начнет розоветь опять. Раскрутившись на коляске, чтобы было удобно осмотреть здание, Платон заметил, как Царица прикрепляет за стеклом двери табличку. Он подъехал и прочитал:
«Царица огня и воды выходит замуж».
Хмыкнув, Платон посмотрел на нее. Она показала ему язык. Аврора на это только тяжко вздохнула.
– Илиса, – сказала она жалобно, – оставь их в покое.
– Ах, так вы еще и знакомы! – злорадно поздравил сам себя Платон: зловещее чувство подчинения чужой воле, абсурду последних дней хоть как-то оправдывалось. – Что это за имя такое – Илиса? – уставился он на Федора.
Тот пожал плечами:
– Не знаю. Я не спрашивал, как ее зовут.
– Отлично, – продолжал кипеть Платон. – Ты как-то забыл познакомиться с невестой, да? И правильно! Зачем загромождать мозги всякой мелочовкой?!
– Тони, чего ты завелся? Она тебе не нравится, да? Или слишком нравится?
– Нравится? Сколько весит твоя невеста? – понимая, что будет жалеть обо всем, не мог остановиться Платон.
– Я вешу девяносто пять килограммов, – с готовностью ответила Царица.
Платон закатил глаза, да так и застыл. Он рассмотрел в неоновой рекламе над офисом ясные очертания какого-то земноводного.
– Постойте-ка... – приподнявшись, Платон кивнул. – Лягушка! – злорадно поздравил он сам себя.
– Царевна-лягушка! – поправила его девчонка.
– Где? – задрал голову Федор.
– Ты женишься на Царевне-лягушке, поздравляю, – прошептал Платон.
– А мне по фигу! – набычился Федор.
– Мы едем или нет? – топнула ножкой Илиса.
И примерно просидела у его коляски всю дорогу.
Фургон предназначался для перевозки как минимум двух лежачих – вдоль его стен были установлены узкие лежанки. На одной из них, совсем близко, сидела, болтая ножками, девочка-Царица. На другой улеглась, свесив ноги вниз, Аврора. Глаза ее были прикрыты тыльной стороной расслабленной ладони, при вздохах она страдальчески втягивала в себя воздух, а при выдохах иногда постанывала. Платон злорадно подумал, что эта женщина опять потеряла всю свою невозмутимость и отстраненную загадочность. Потом он сразу же вспомнил, что так и не знает, что именно привело ее к нему в дом. Что там говорил Птах?.. Она не его агент. Она подошла к Платону в аэропорту, напросилась в домработницы... Какие все-таки странные вещи происходят с ним последнее время! Разве еще две недели назад он бы позволил незнакомой женщине вторгнуться в его дом? Платон закрыл глаза и постарался вспомнить, что с ним произошло за эти две недели, но от ужаса крепко сжал веки и помотал головой. Тут Аврора застонала особенно громко, Платон вздохнул и открыл глаза.
– Вам плохо? – Он решил поучаствовать в ее переживаниях.
– Ничего страшного, – ответила вместо нее девочка. – Просто она перепила.
– Перепила?..
– Ну да, перебрала чуток, а что?
– Да когда же?..
– Встала с пола, пошла в кухню и выпила там приблизительно полбутылки водки.
– В кухню? – ничего не понимал Платон.
– Я живу в своем офисе. Самая большая комната – для приема страждущих, а остальные приспособлены для жилья. И кухня есть. А в кухне – бар. Ничего особенного, но кое-какой набор крепких напитков в нем имеется.
– Ты... выпиваешь? – кое-как подобрал слово Платон.
– Иногда, – кивнула Царица, – но обычно это употребляется моими гостями. У меня часто живут особо неприкаянные. Лечатся... – добавила она задумчиво.
– Аврора у тебя лечилась? – вдруг осенило Платона.
– Случалось пару раз, – пожала плечами Илиса. – Не здесь. В другом городе. Все знают, что у меня в кухне обязательно есть бар и пара раскладушек.
Эта информация не помогла Платону. Он запутался еще больше.
– А ты... Ты встречалась с моим племянником раньше? До того, как он пришел в твой офис?
– С которым? – осторожно поинтересовалась Царица.
У Платона перехватило дыхание. От волнения он повысил голос:
– Со своим женихом, с Федором!
– Тони, не кричи на нее, – попросил Федор. Он вел фургон и маячил впереди своим коротко остриженным затылком. – Один раз тебя прошу не кричать на нее. Больше просить не буду.
– Извини... те, – смущенно попросил Платон.
– Может, и встречались, я не помню, – не обиделась Царица. – Хочешь конфетку? – на протянутой пухлой ладошке – барбариска.
Платон взял ладошку и внимательно рассмотрел ее линии. Потом перевернул, разглядывая ногти.
– Что? – наклонилась к нему девочка. – Что там?
– Ничего, – сглотнул Платон страх, подступивший к горлу удушьем.
– Но я же вижу – ты испугался! Что ты увидел? – Она цепко схватила указательный палец Платона, не давая тому убрать руку.
– «Долгая память хуже, чем сифилис, – вымученно улыбнулся Платон, осторожно освобождая палец, и добавил многозначительно: – Особенно – в узком кругу».
– Любишь БэГэ? – улыбнулась Царица, обнажив мелкие зубки, и тут же нахмурилась. – Как мне тебя называть? Знаешь что? Я буду называть тебя Папиком. Да, Папик, я грызу ногти. Не очень эстетично, да? Я же видела – ты чуть в обморок не упал. Но это исправимо. К бракосочетанию я наклею ногти любой длины и расцветки.
– Нет, не надо Папиком, – слабо воспротивился Платон. – Меня зовут Платон Матвеевич...
– Папик!.. – захихикала Аврора. – Отлично придумано.
Вениамин ожидал их во дворе. Еще там стояли две милицейские машины, у которых прогуливались целых три овчарки, таская за собой на поводках трех молоденьких служивых в пятнистой форме.
Когда Платон все это увидел, он схватился руками за раскрытые створки фургона – смешная попытка приостановить ситуацию, застыть во времени.
– Что?.. Что случилось?
