Ясное дело, в стольном граде Москве поднялся такой шум, что хоть всех святых выноси. Но кроме воплей о государственном насилии и шантаже частных предпринимателей случились вещи и посерьезнее. Несколько крупных фирм и банков, которые только начали вести дела в России, заявили, что намерены приостановить свою деятельность над совместными проектами. А это были уже не моральные убытки, а очень даже материальные…
Его мудозвонское сиятельство все еще пребывало в Париже, видимо, сообразив, какая горячая встреча ждет его в Москве. А у российских сотрудников спецслужб в Париже появилась новая работенка.
– Юра, хоть вы-то со мной ваньку не валяйте! Не до шуток, – укоризненно пробурчал Гриб. – Мое начальство очень интересует: был ли дирижер у этой акции? И как этот самый Вайс вообще сюда попал? А мы даже не знаем – он официальный участник конференции или как частный гость проходит? Понимаете?
Гриб был столь искренне удручен своей беспомощностью, что Иноземцеву даже показалось грешно шутить над ним, как обычно.
– Ну, понимать я все понимаю, – не стал сопротивляться он. – А помочь-то я чем в такой ситуации могу?
– Вы же знаете, что теперь для нас самое важное – выяснить…
– Ну, это, конечно, не бином Ньютона. Самое важное – установить, это его собственное сочинительство или ему поручили?
– Ну правильно, – согласился Гриб. – А как я это узнаю? Не буду же я его тут пытать каленым железом…
– По нынешним временам есть другие способы, – улыбнулся Иноземцев.
– Юра, а вы среди своих подопечных поинтересуйтесь, может, что-то услышите? Вы же тут всех наших знаете, вам про них все известно. А? Поинтересуетесь?
Гриб с трогательной надеждой посмотрел на Иноземцева. Мужик он хороший, что и говорить, подумал Иноземцев, но и расслабляться с ним не стоит. Если понадобится – откусит все, что можно. Так что они с Грибом два сапога пара, друг друга стоят. Немножко доверяют и очень много перепроверяют. Иметь дело с Грибом можно, если понимать и всегда иметь в виду, что у него есть своя главная игра, в которую он никого не посвящает. И игра эта очень и очень непростая, со множеством тайных целей и смыслов. А самая большая тайна – какой результат считается победным?..
«Ну, а у меня тоже своя игра, и не всегда мы с ним играем по одним правилам. И не каждый раз на одной стороне, – подвел итог своим размышлениям Иноземцев. – То, что я согласился, чтобы он по-отечески называл меня просто Юра, ничего не значит. Да и он на сей счет, убежден, не заблуждается».
– Попробую, – вслух пообещал он. – Хотя… Какая теперь разница – эта партия уже сыграна. И все-таки, дорогой мой Роман Аркадьевич, это каким же мудилой надо быть, чтобы работать с такими людьми, как господин Вайс! Они там хоть в его биографию заглядывали, когда в дело брали? Человек учился на биологическом факультете, аспирантом был на философском, потом он еще учился во ВГИКе, в художественном институте и академии госслужбы… При этом организовывал дискотеки и выпускные вечера для школьников! Мыкался во время выборов по избирательным штабам всех партий и предлагал организовывать концерты и массовые мероприятия. От него за версту несло откровенным жульничеством, и даже в этих штабах, где воруют не переставая, его сразу посылали куда подальше.
Гриб лишь сопел в ответ, словно вол, которого за веревку на шее ведут на убой, а он упирается, но только для виду, потому что понимает – конец неизбежен.
– Представляете себе персонаж с такой кредитной историей? – веселился Иноземцев. – Типичный аферист начала девяностых годов прошлого века. Я думал, что такие герои на просторах отечества давно уже повывелись! Оказывается, нет. Их услуги кое-кому до сих пор нужны.
Гриб страдальчески посмотрел на Иноземцева своими умными глазами, предлагая успокоиться. Все он, конечно, и сам понимал. Но Иноземцева уже было тяжело остановить на полном ходу.
– Да, а еще он не так давно работал в астрономическом институте, представляете? Астрономическом, Роман Аркадьевич! Звездочет хренов! Знаете, как французы говорят? Ne laissez pas le cadavre sur la table! Не оставляйте пустую бутылку на столе. Причем «le cadavre» означает еще и «труп». Этот звездочет давно уже политический труп, а им все играют. Хотя давно пора убрать со стола.
Гриб послушно кивнул своей круглой головой – виноват, мол, недосмотрел за трупом! – и уставился в бокал с пивом. А что он, профессиональный разведчик, мог сказать?
– Кстати, о тех, кто ему поручил… – сбавил эмоции и уже серьезно сказал Иноземцев. – Вы думаете, это мог быть кто-то из наших местных подопечных?
– Вариант реальный.
– Реальный, – согласился Иноземцев. – Но не менее реально, что истинный автор сего представления сидит там, в столице нашей милой родины. Или в Лондоне. А может, в Вашингтоне.
– Да все я понимаю, – пробурчал Гриб. – Но эти варианты не моего ума дело. Мое дело – отработать здесь. И отработать все варианты.
– Ну, коли так… – пожал плечами Иноземцев. – Повестка дня исчерпана?
Гриб поднял на Иноземцева потухшие от бесчисленных государственных забот глаза, посмотрел внимательно, потом снова уставился в остатки пива на дне бокала. Было ясно, что у него есть еще какая-то информация. Но он пока не решил, выкладывать ее или нет. Но Иноземцев и не пытался у него что-либо выпытывать. Если Гриб решит, что говорить не стоит, расспрашивать его все равно бесполезно – не расколется ни за что. Так что пусть созреет. Но поторопить его можно.
Он отодвинул от себя чашку с остатками кофе и почтительно склонил голову:
– Разрешите идти?
Гриб вздохнул. Видимо, решение было принято.
– Погодите чуток… Тут есть момент. Гаплыка помните? Мы им еще занимались несколько лет назад…
– Это сельхозработник с Елисейских Полей?
– Он самый. Есть информация, что он против вас лично что-то имеет. И может предпринять какие-то действия. Так что имейте в виду.
– Действия, я так понимаю, недружественные?
– Более чем.
Глава 6
Валентин Ледников
Elle a vu le loup
Она видела волка
– Надеюсь, звонить этому бывшему вертухаю ты не собираешься? А то знаю я тебя… – Немец погрозил Ледникову пальцем.
– Он не вертухай, – поправил его Ледников. – Он служил в спецназе ГУИН. А это совсем иное.
– Держите меня – я сейчас упаду от умиления! Спецназ ГУИН! Прямо институт благородных девиц! Царскосельский лицей и Пажеский корпус, вместе взятые! Хорошо еще, что ты догадался не оставить ему свой телефон. И как только сообразил!
Они сидели в кабинете Немца на втором этаже, куда вела винтовая лестница из салона, в котором властвовала деловитая, как муравей, Клер. Кабинет походил на музей дореволюционных времен. О том, какое сейчас время за окнами, среди этого тяжеловесного великолепия напоминал лишь дорогущий, самый навороченный ноутбук, к которым Немец питал слабость, а потому менял их, как перчатки.
