– Да. Генри – просто злой дух. Я стараюсь пожалеть его, но
не получается.
– Ох уж эти женщины! Жестокосердые! Разводят сантименты над
мертвой птичкой и тверже гвоздей, когда бедный парень прошел через ад.
– Это Ширли проходит через ад. А он – он просто повис на
ней.
– Естественно. Зачем еще нужна жена, если на ней нельзя
повиснуть в трудные времена?
– Я ужасно боюсь, что она сломается.
Болдок презрительно хрюкнул:
– Только не Ширли. Она выдержит. Она крепкий орешек.
– Она живет в жутком напряжении.
– Еще бы. Нечего было выходить за него замуж.
– Она же не знала, что его разобьет полиомиелит.
– Думаешь, ее бы это остановило? Как я слышал, романтический
воздыхатель заявился сюда разыгрывать сцену любовного прощания.
– Болди, как вы все узнаете?
– Не закрываю глаз. Для чего еще сиделки, как не для того,
чтобы разузнавать у них о скандалах местного масштаба.
– Это был Ричард Уайлдинг, путешественник.
– О да, во всех отношениях славный малый. Перед войной по
глупости женился. На знаменитой проститутке с Пикадилли. После войны сбежал от
нее. Думаю, очень страдает, что свалял такого дурака. Уж эти мне идеалисты!
– Он милый, очень милый.
– Любезничаешь с ним?
– Он тот, за кого Ширли следовало бы выйти замуж.
– О, я было подумал, что ты присмотрела его для себя.
Жаль.
– Я никогда не выйду замуж.
– Та-ра-ра-бумбия! – свирепо отозвался Болдок.
* * *
Молодой врач сказал:
– Миссис Глин-Эдвардс, вам нужно уехать. Сменить обстановку,
отдохнуть – бот что вам необходимо.
– Но я не могу уехать. – Ширли была возмущена.
– Вы очень истощены и измучены. Предупреждаю вас. – Доктор
Грейс заговорил настойчивее:
– Если вы не позаботитесь о себе, вы просто свалитесь.
Ширли засмеялась.
– Со мной все будет хорошо.
Врач в сомнении покачал головой.
– Мистер Глин-Эдвардс очень утомительный пациент.
– Если бы он мог хоть немного смирить себя, – сказала Ширли.
– Да, он совсем не способен терпеть.
– Вы думаете, что я не правильно себя веду? Я раздражаю его?
– Миссис Глин-Эдвардс, вы его предохранительный клапан. Вам
тяжело, но вы делаете благородное дело, поверьте.
– Спасибо.
– Продолжайте давать ему снотворное. Доза большая, но ночью
ему надо отдыхать, раз он так себя изводит. Только не оставляйте лекарства там,
где он может до них дотянуться.
Ширли побледнела.
– Вы же не думаете…
– Нет, нет, нет, – поспешно прервал ее врач. – Он не такой
человек, чтобы что-то сделать над собой. Временами он грозится, но это просто
истерика. Нет, опасность в том, что спросонья человек может забыть, что уже
принял дозу, и повторит. Так что будьте Осторожны.
– Конечно буду.
Она попрощалась и пошла к Генри.
Генри был сильно не в духе.
– Ну и наговорил! «Все идет удовлетворительно! Пожалуй,
пациент несколько взвинчен! Не стоит об этом беспокоиться!»
– О Генри. – Ширли устало опустилась в кресло. – Не мог бы
ты быть несколько добрее?
– Добрее к тебе?
– Да. Я так устала, так смертельно устала. Хоть изредка –
будь добрым.
– Тебе не на что жаловаться. Не ты превратилась в кучку
бесполезных костей. У тебя все хорошо.
– Значит, ты считаешь, что у меня все хорошо?
– Врач уговаривал тебя уехать?
– Он сказал, что я должна сменить обстановку и отдохнуть.
– Конечно же ты поедешь?
– Нет, я не поеду.
– Почему бы это?
– Не хочу оставлять тебя.
– Мне наплевать, уедешь ты или нет. Какой от тебя прок?
– Кажется, никакого, – тусклым голосом сказала Ширли.
Генри завертел головой.
– Где мои снотворные таблетки? Вчера ты мне их так и не
дала.
– Дала.
– Не дала. Я проснулся, просил, а нянька наврала, что я их
уже принимал.
– Принимал. Ты забыл.
– Ты собираешься вечером пойти в викариат?
– Нет, если ты этого не хочешь, – сказала Ширли.
– Ох, уж лучше ступай! А то все будут говорить, какой я негодяй.
Я и няньке сказал, чтобы она шла.
– Я останусь.
– Незачем. Со мной будет Лаура. Вот забавно – я никогда не
любил Лауру, но в ней есть что-то такое, что успокаивает, когда болен. Какая-то
особая сила.
– Да, она такая. Она вселяет силу. Она лучше, чем я.
По-моему, я только злю тебя.
– Иногда ты ужасно раздражаешь.
– Генри…
– Да?
– Ничего.
Перед тем как ехать в викариат, она зашла к Генри, и ей
показалось, что он спит. Она наклонилась над ним. На глаза навернулись слезы.
Она уже повернулась уходить, и тут он схватил ее за рукав.
– Ширли.
– Да, дорогой?
– Ширли, не надо меня ненавидеть.
– Что ты! Как бы я могла тебя ненавидеть?
Он забормотал:
– Ты такая бледная, худая… Я тебя замучил. Ничего не могу с
собой поделать.. Я всегда терпеть не мог болезни и боль. На войне я думал, что
пусть лучше меня убьют, я не мог понять, как другие переносят ожоги или увечья.
– Я понимаю. Я понимаю…
– Я знаю, я эгоист. Но мне станет лучше – я имею в виду
рассудок, а не тело. Мы могли бы с этим ужиться, если ты потерпишь. Только не
бросай меня.
