Засечный слушал перебранку с опущенной головой и лишь иногда недоверчиво мотал ею из стороны в сторону:
— Не нравится мне вся эта ваша затея.
Лопа сидел, опершись на темляк шашки, которую раздобыл в дровяном сарае у хозяйки. Прежде этим режущим предметом кололи лучину на растопку. Но казак радовался своей находке, как дитя.
— Я же вам говорил, это походинские делишки! — удовлетворенно произнес Лопа и откинулся на спинку венского стульчика, который предательски потрескивал под ним.
Ворон посмотрел на него, как на не в меру разыгравшегося внука, и продолжил:
— Синие все по розыску в такой тайне держат, что даже у авторитетов ничего про их делишки не слыхать. На пацанку твою верхним нассать с высоты. Они проблемами покойницы заняты. Та дура — прости господи, — Ольга твоя на чужих деньгах за сыча сидела, а всем паханок из Цюриха заправлял. А тут гикнулась она в лепешку, и пошла мокрушная разборка, — со знанием дела сказал Ворон.
— Может, для надежности милицию хохлацкую подключить? — спросил Лопа.
Ворон только покачал седой головой.
— На кой тебе менты, Павло? — сказал Засечный, перебирая содержимое деревянных ящиков защитного цвета. — С дедушкиной артиллерией мы их вмиг уделаем.
В ящиках лежали пахнущие свежей краской гранатометы, автоматы, снайперские винтовки с оптическим прицелом, ручные гранаты и пистолеты.
— Думай, о чем болтаешь, — нахмурился Лопа. — Какая артиллерия — шахта на атомный взрыв рассчитана.
— А что, детки, если пойду я сам к ним первый, — ощерился щербатым ртом Ворон. — Я на пересылках крученный, на допросах верченный, воровской мастью крапленный, по блатному закону крещенный, а Богом и людьми не прощенный. Пора и должок отдавать.
— Не пущу, — твердо сказал Скиф.
— Пока живу, ни у кого не спрашиваю, где мне по нужде присесть.
* * *
Промозглым туманным утром от влажности в воздухе стволы сосен набухли и сочились крупными потеками. С березок, как весной, падали звонкие капли. Но их теньканье быстро затухало в плотной вате тумана.
Ворон, в армейском бушлате, сапогах и ушанке, шел напрямую к почерневшим сараям у невысокого холма туда, где верхушка холма некогда автоматически раскрывалась, чтобы выпустить из своих недр зловещего джинна.
— Куда кости тащишь, дебил болотный! — окрикнул его неожиданно вынырнувший из-за деревянных построек часовой в разномастном хаки. — Запретная зона — глаза залил, что ли!
Ворон, не сбавляя размеренного старческого шага, шел прямо на ствол потертого автомата.
— Я зоны, фраерок, повидал разные, и все — запретные. Веди меня к буграм, Хряку или Бабахле.
— А раком с маком?
— Тебя, мартышку, разве что поставить?
— Во лепит старый пидор! — по-щенячьи звонко выкрикнул тщедушный часовой.
Он пятился назад и нацеливал в нарушителя белый от старости ствол.
— Феню блатную читать не научился, малолеток недоумный?
Упершись бушлатом в автомат, Ворон втолкнул дрожащего и приседающего воина в барак, где горела керосиновая лампа.
— Вва-авва, — приговаривал парнишка, роняя слюну с бледных губ. — Ща стрельну… увидишь… стрельну.
Ворон скинул бушлат и расстегнул гимнастерку — на поросшей седым волосом костистой груди старого вора свободного места не было от татуировок — кресты да купола.
— За ксиву потянет, фраерок?
На второго стража, выскочившего с автоматом из темноты, гипнотически подействовали татуированные эполеты на плечах старика.
— Пахан, уважаю!!!
— То-то, — усмехнулся Ворон, накидывая одежду после окончания церемонии знакомства. — Где братва и мамзель с пацанкой?
— Братва у будуна клопа давит… Пацанка в шахте нам кишки вымотала, соплями на психику жмет.
— А баба немецкая?
— Стерва на поверку оказалась. Все ей руссиш некультуриш. Братва с ней оттянулась по кругу — надоела. Слов других не знает, заладила: бандитен да бандитен. Никакого понимания. Хряк ее в дровяном сарае — по тыкве, да там и кинули. Хорьки да лисы уже всю падлу ободрали, аж входить страшно.
Ворона отвели на три этажа под землю. В зале бывшего пульта управления горой стояли пустые бутылки, под ногами валялись вскрытые консервные банки и прочий мусор вперемешку с радиодеталями. За столом сидели Хряк, Бабахла и еще один бандит в военном.
— Во-во-вор… Ворон с того свету! — выпучил на него красные глазки Хряк и растряс за плечи Бабахлу.
— Что за лажа? — протер глаза Бабахла. — С Москвы звонили, что Сима деда Ворона замочил…
— Он у меня в подвале на крюке соплями давится.
— Пусть захлебнется ими, пидор гнойный, — просипел Хряк, потом прокашлялся: — Тебя сюда каким чертом занесло?
— Делиться надо, хлопчики… Без пахана на такую пруху не идут.
— Паханы твои нам до сраки! Мы в свободном полете. Клешню тебе целовать — облом, старый Ворон… А будешь понт давить — на жрачку крысам, — сказал Бабахла. — Скоро выборы, Сима во власть прыгнет и сам всесильным паханом станет. Тогда мы ваше чмо лагерное голодраное — всех в расход поутречку. Не будет быдло нас за яйца держать. Наши прадеды не зря революцию делали и новую элиту выводили. Москва — для москвичей, не для лимиты безродной.
Услышав чужую речь, необъятный качок еле оторвал голову от стола:
— Гэй, москали, казав вам, щоб слова того не чути було — Москва. Ее наш киевский князь Юрко заснував. Бабу мокнули — вам тянуть, но пахана московьского не трожьте.
— За таку лажу нас, як два пальца обоссать, уроють, — почесал за ухом стоявший за спиной Ворона первый, самый тщедушный охранник.
— Нэма базару, — подтвердил второй, который радушно принял Ворона. — Воны-то що — на тачки и до Москвы, а нам кичман за пьять кускив свитыть — на хрена нам такой цукар.
В сыром бункере повисла тишина. Бабахла лениво поднялся, неторопливо отправился в дальний угол к большой консервной банке по малой нужде. Когда зазвенела о жесть струйка, все немного успокоились, казалось, что этот домашний звук примирил стороны.
Охранники за спиной Ворона повернулись друг к другу, чтобы прикурить от одной зажигалки.
— Мочи своего хохла, Хряк! — вдруг заорал Бабахла и скосил длинной очередью обоих курцов.
Но могучий хохол уже вцепился в глотку неповоротливому Хряку. Он оказался такой живучий, что Симиным опричникам пришлось извести по целому магазину патронов, чтоб добить великана.
— Все, теперь вам в этом склепе — могила, — сказал Ворон, когда Хряк с Бабахлой на него навели автоматы. — Наверху Скиф с командой, а в Одессе паханы с законом.
— Не каркай, Ворон. И тебя замочим, — окрысился Хряк. — Дай только срок — всех понтовых подчистую выведем…
