В поезде они ехали среди душманов, от которых будто бы скрывались. На КПП у них долго и придирчиво изучали какие-то белые листы бумаги, служившие пропусками. Солдаты отобрали эти листки и стали заворачивать в них черные шарики опия и бросать в корзину, доверху наполненную такими шариками, завернутыми в бумагу.
Потом их посадили в «Волгу», за рулем которой сидел незнакомый генерал. По дороге он вытащил пистолет, обернулся и выстрелил сначала в Павлова, затем в Скифа.
* * *
Скиф недолго возился с телефоном старинной советской конструкции. Дело было в проводках, которые не хотели давать плотный контакт.
За работой он иногда бросал взгляд искоса на хозяйку, которая почему-то не хотела одна без него смотреть кино по новому видику, а терпеливо ожидала, когда наконец ее злополучный телефон вернется на свою полочку.
Скиф жалел Аню как сестру-вековушку, может быть, поэтому его ухаживания были такими неловкими, мальчишескими. Ему просто хотелось подойти и погладить ее по голове, однако он на это так и не решился.
Фильм из гангстерской жизни китайцев в Гонконге смотреть было неинтересно, но уйти просто так раньше времени было бы нетактично.
— Ты на экран смотри, а не на меня, — недовольно проворчал Скиф, краем глаза поймав ее взгляд.
— Это я так, — потупилась Аня. — Вы очень похожи на моего отца. Вы все, афганцы, на него похожи.
Скиф круто повернулся к ней и привлек к себе ее руки.
— Анюта, что мне сделать, чтобы не было так больно?
— Лучше никогда не вспоминайте об этом со своими друзьями…
Самоубийство полковника Павлова навсегда останется загадкой для его семьи и однополчан. Ветераны за поминальной чаркой качнут головой и согласятся с утешительной легендой, что нравственное чувство полковника не вынесло непосильного груза ответственности за сотни загубленных жизней и искалеченных судеб крепких молодых парней, которых ему пришлось посылать на верную смерть.
Но легенды на то и выдумывают, чтобы искать в них утешения. А в жизни все проще и прозаичней. Полковник Павлов был из тех фронтовых командиров, для которых офицерская честь была не пустым звуком…
ГЛАВА 20
После посещения ее дома Скифом Ольга целых три дня не показывалась из спальни. Не вытирая со щек слез, лежала пластом на убранной постели, бесцельно глядя в потолок, или рассматривала десятилетней давности их фотографии со Скифом. Когда боль в груди подступала так близко, что не было сил терпеть ее, она отпивала из бутылки кампари и, захлебываясь слезами, читала своему верному псу по кличке Волк, лежащему на коврике у ее кровати, письма Скифа из Афганистана и тюрьмы. Пес преданно смотрел на нее все понимающими собачьими глазами.
Если в спальню стучался Мучник, Волк издавал такой грозный рык, что Сима даже не осмеливался слегка приоткрыть дверь. После чего он грязно ругался и грозил, что прикажет охранникам пристрелить взбесившуюся зверюгу.
Лишь рано утром и поздно ночью, чтобы не встречаться с супругом, выводила Ольга Волка по его «делам». Потерянно бродили они часами в темноте по занесенным снегом просекам, за которыми виднелись горящие окна нелепых дворцов-«новоделов». Возвращаться в дом Мучника было невыносимо, и Ольга как можно дольше откладывала этот миг, пока мороз не проникал под пуховик.
И вот ее затворничество наконец закончились. Она пересилила депрессию, привела в порядок лицо и теперь торопилась в монтажную в Останкино, чтобы скорее оказаться среди мониторов, кассет с пленкой и окунуться с головой в дело, которое она по-настоящему любила. После ненавистного дачного поселка огни Кутузовского проспекта представились Ольге рождественской аллеей. И даже гаишник с полосатым жезлом в неумолимой руке показался ей похожим на присыпанного снегом Деда Мороза.
— Старший лейтенант Воробьев, — выдал он скороговоркой и небрежно махнул рукой, будто хотел сбить снег с шапки. — Стоит знак ограничения скорости, граждане…
— Глаза разуй, ментяра!!! — выплеснул на него накопившуюся злобу Мучник.
— Прошу прощения, мадам Коробова! — снова замахнулся на свою шапку гаишник. — Проезжайте, пожалуйста.
— А почему не месье Мучник? — со злобой спросил Сима, повернувшись к сидящей за рулем Ольге. — Почему все эти дебилы знают только мадам Коробову, а я прохожу у них за бесплатное приложение к собственной же супруге? Почему ты ведешь себя так, что меня не замечают?.. Коробова, Коробова, Коробова!!!
— Серафим, — в первый раз за всю дорогу заговорила Ольга. — А почему ты мне никогда не рассказывал про твою судимость?
— Про какую тебе? Или про обе сразу? Почему?.. Ты никогда и не спрашивала.
— А почему его нары были у окна, а твои у… у параши?
— Какие еще нары?
— Тюремные.
— Теперь он у параши, а я трахаю его бабу.
— Больше не будешь.
— Чего не будешь?
— Трахать его бабу.
— С-сука! — вырвалось у Симы сквозь зубы. — Запела пташка, голосок прорезался!.. А чего ты стоишь в бизнесе без Симы Мучника? Ты и твой папочка к нефтяной трубе с чьей помощью присосались?.. Кто тебя устроил клепать твои говенные сюжеты? Получила бы ты место под солнцем на ТВ, если бы не Сима Мучник? Таких, как ты, чирикалок — только свистни, слетятся стаями со всех сторон. Да еще телемарафон со стриптизом устроят, кто быстрей перед продюсером трусы снимет.
— Тогда почему вся наша недвижимость и активы на мое имя записаны?
— Непонятно?.. А чтоб газеты не мусолили, что в долбаной России в бизнесе и в политике уголовники заправляют. А твои активы-пассивы мне — что до твоего передка дверца. Думаешь, твой «БМВ» солнчаки взорвали?
— А кто? Говори, коли начал.
— Солнчаки перед теми, тьфу — шмакодявки! А знаешь, за что тебя?..
Ольга посмотрела вопросительно.
Сима не знал, чьих рук дело было покушение на Ольгу, но его несло, и он не мог остановиться.
— Слушай сюда! — выкрикнул он. — Сима Мучник твою золотую ручку подтолкнул, чтобы ты подмахнула сделку по детским молочным смесям в пакетах, так?.. А в пакетах-то знаешь что было?
— Ну-у?..
— Пластитная взрывчатка.
Ольга вскинула на Симу недоуменный взгляд.
— Ха, аль не знала?! Не знала, за что на твой актив за бугром такие баксы капали? — несло дальше Симу. — А ты с них кому-нибудь отстегнула? Взять того же Николая Трофимыча Походина! В какое положение ты его поставила перед теми, кто ему устроил это «сухое молоко»?
Ольга со злости попыталась обогнать идущую впереди от самой Баковки иномарку с затемненными стеклами. Но иномарка прибавила скорость, и Ольга не стала устраивать с ней гонки на скользкой дороге.
— И запомни, — повернулся к ней багровый от злобы Мучник. — Если в России возьмут власть национал-патриоты, то вам, горячо любимая телезрителями Ольга Коробова, вашим нежным задом придется нары греть, а по ночам в бараке ублажать до усрачки лагерных коблов.
