— Я вас узнала… Присаживайтесь.
— Я тебя тоже, — с усмешкой произнесла Ольга. — Выпить хочешь?
Она присела на диван к журнальному столику и вынула из сумки плоскую бутылочку коньяка.
— Давай рюмки. Нам с тобой есть кого и что помянуть.
Ольга выпила и хрипло вздохнула. От предложенной закуски отказалась. Она долго сидела, чуть покачиваясь, потом откинула челку со лба и резко повернулась к Ане. Долго рассматривала ее, словно не понимая, что же такого особенного Скиф нашел в этой Золушке.
Вот разве что глаза, в которых клубились воспоминания.
…Гул голосов пронесся над улицами, подобный тому, какой пролетает над стадионом, когда любимая команда забьет гол. Это со стороны Садового кольца нарастает тяжелый топот. Милиционерам идет подмога. Наконец в толпу дерущихся врывается когорта омоновцев со щитами и в шлемах. Ольга со съемочной группой едва успевает юркнуть в закоулок.
Омоновцы методично, под счет командира с мегафоном, орудуют дубинками. На мостовую полетели поборники свободы нравов и рядом с ними легли, растеряв вставные челюсти, ретрограды, защитники тоталитаризма. Всех подряд укладывает резиновая дубинка.
Толпа разбилась на мятущиеся группки. Люди в панике кинулись назад, к Смоленской набережной, сминая на пути непроворных и больных. Худенькая женщина-врач прикрыла собой умирающего старика, но безжалостная толпа и ее втоптала в землю.
— Снимай! — крикнула оператору Ольга и сама побежала вперед.
Под раскатистый гул танковой канонады зеваки бросились врассыпную с импровизированных трибун на подоконниках, балконах и парапетах. На набережной остались лежать лишь распластанные люди. Ольга побежала к женщине-врачу, повернула ее окровавленную голову навстречу камере так, чтобы самой тоже попасть в кадр.
— Снимай!.. Скорее!
Оператор снимал… Снимал короткое интервью Ольги с фельдшером. Снимал, когда укладывали и бесчувственную Аню на носилки.
— Доктор, — Ольга подсунула фельдшеру микрофон, — пострадавшая будет жить?
— Она-то, может, и будет, — хмуро ответил тот. — А вот дитя ее — нет. Она на шестом месяце была, наша Анюта. После таких ударов в живот вряд ли она сможет когда-нибудь иметь детей…
Аня отошла к окну. Она видела этот репортаж. Позже, когда лежала в больнице.
Теперь же пьяненькая Ольга снова пристально вглядывалась в ее фигуру.
— Собираешься родить ему ребенка? — спросила она с угрюмым неодобрением.
— Я не могу иметь детей.
— Почему?
— Вы же знаете…
— Да, знаю… Выкидыш у тебя был в девяносто третьем, в октябре.
— Зачем же спрашивать?
— Знала. Да забыла. А ты меня в те дни запомнила. По глазам вижу.
— Как же вас не запомнить, если каждый день по телевизору любуемся.
— Кто любуется, а кто плюется. Народу никогда не угодишь, — горько усмехнулась Ольга. — Хочешь стать матерью?
— Давайте переменим тему.
— Тема самая для тебя животрепещущая. Если хочешь стать матерью — стань ею для моей дочки.
— Мать у ребенка бывает одна.
— Я не мать, — сказала, пьяно раскачиваясь, Ольга. — Я сука… Су-ка… И больше ничего не скажешь. Такой уродилась, такой и помру, вот ешьте меня с потрохами, если вам по вкусу.
— Не надо так, прошу тебя, — неожиданно для себя самой перешла Аня с ней на «ты».
— Нет — сука. Зачем ей такая мать? Я не знаю, где буду завтра… Может быть, в Ницце, а может, в Рио-де-Жанейро. А может, и подальше… — зловещим шепотом закончила она фразу.
— К чему этот разговор? Мне своего горя хватает.
— Видишь ли… Перед тем как исчезнуть, я должна решить судьбу дочери.
— У нее же есть еще дедушка с бабушкой.
— Мать с ней в Москве не справится, а в Цюрих к деду я ее не пущу. У меня с ним свои счеты. Он меня душой ссучил и сделал маркитанткой в обозе бывших партийных бонз. Не он, а я их деньги отмывала. Он процветает, а я прогорела. Душа пуста, а она дороже золота. Я платила по его старым счетам. Теперь платить нечем. Я — банкрот.
— Разорилась?
— Нет — обесценилась. Теперь меня зовут — Инфляция, — она кокетливо зажмурилась и невесело хохотнула. — Душа стала в копеечку.
— Я врач по телесным недугам, а тебе надо к священнику.
— Ха-ха. Что же Скиф твой не исповедуется? Кровушки человеческой пролил — не дай бог. А муж и жена — одна сатана.
— Господи, страсти какие говоришь, — перекрестилась Аня.
— Да-да, хахаль твой не ангелочек. Если бы не знала тебя, не отдала бы ему дочку.
Она подняла мутный взор на большую фотографию на стене, где улыбающийся Скиф был снят с полковником Павловым и боевыми друзьями.
— Смейся-смейся, бывший муженек. Я с тобой за месяц на всю страну прославилась, а карьеру сделала без тебя. Мне добрый дядя из «конторы Никанора» вовремя намекнул: Скифу, мол, с его предсказаниями войны в Персидском заливе и года распада СССР место в психушке уготовано, а тебе в самый раз в мутной жиже перестройки в бизнес податься. Нам свои люди нужны… И пошло, и поехало… Прыгнуть к плешивому хлыщу в постель, стать в кабинете раком перед министром и бургомистром — цель оправдывает средства. Между ног не убудет, зато моей компании налоговые льготы на тарелочке с голубой каемочкой преподнесут и кусочек нефтяной трубы отрежут. Попросят меня на телевидении того вон черного кобеля отмыть добела — сделаю так, хоть к лику святых причисляй и в каждый дом по иконе заказывай. Глядишь, а он уже в правительство норовит. Народу сказочку шепнуть — рада стараться. Папочка мой любезный перед отъездом в свой исторически спасительный Цюрих привел за руку женишка: «Выходи, дочка, замуж. Жених из потомственных нефтепромышленников. Если не президентом, то премьером станет». Да женишок оказался с зэковским прошлым. Спасибо, папочка. А дядечка из «конторы Никанора» пророчит: «Один раз в тебя стреляли, да не попали, один раз взрывали, да не застали, в третий раз от судьбы не убежать». Вот почему я к тебе пришла.
— Хочешь, чтобы я пожалела тебя? — уже без злобы спросила Аня, глядя ей прямо в глаза.
— Не хочу.
— Тогда чего же тебе надо?
— Гарантий. Что станешь моей дочке матерью, когда черный день настанет. Ты все равно за Скифом будешь таскаться. Вот и пригрей его дочь.
— Хм, гувернанткой, хочешь сказать?
— Гувернанток у нее и без тебя хватает. Я тебя тоже в завещание вписала. За сто тысяч долларов кто угодно девочку воспитает, но я еще верю в слепую любовь. Ты в моей дочке будешь Скифа любить, каждую ее черточку. Ты ее видела?
— Игорь показывал карточку — похожа на него.
— Ха-ха, я рожала по заказу. Все. Пора кончать.
