— Чо-о?..
— Абстракция. Пердю монокль, говорю. Отстегнет, фраер, куда денется? Психология-то у него совковая…
— Ага-а, — согласился Тото. — И мой пахан отстегнул бы.
— Идешь на дело — просандаленные бабки Серафим тебе великодушно прощает и расписку рвет, а в дорогу еще «дури» с «зеленью» кинет без жлобства.
Пустые глаза Тото стали приобретать осмысленный блеск.
— А сколько я срублю на этом?
— «Лимонов» двадцать баксов. Врубился теперь?..
Глаза Тото округлились и вспыхнули алчным блеском, но быстро угасли.
— За такие бабки меня здесь уроют, как два пальца…
— На хрен тебе здесь? — вскинулся Сима. — Отдохнешь с год на Канарах. А хочешь, в Хайфе на моего бабая филиал фирмы «СКИФЪ» откроем, а дела на ней будешь крутить ты. Израильский закон своих не выдает.
— В Хайфе? — туго соображал Тото. — Я ж не обрезанный…
— Ха-а! — хлопнул себя ладошками Сима. — Вы посмотрите на него!.. Будто мой папа Мучник лучшего кореша его сына не может уже сделать обрезанным?
— А пацанка точно в поезде едет? — завелся Тото.
— Точно. Твой папаша вчера из кабинета вас выпер, а Сима на диване лежать остался и разговор с моим тестем Коробовым сек, но вида не показывал.
— Скиф и два сербских волкодава, — размышлял Тото. — Братву бы еще надо.
— Придурков бери, — кивнул Сима на Хряка и Бабахлу, плескавшихся в бассейне. — И хохлов я штук за десять уговорю. Они баксы за отмазку с кичи отдадут, и опять голыми яйцами трясти, что ли…
— А куда я потом придурков дену? Не в Хайфу же… Сима усмехнулся и посмотрел Тото в глаза.
Тот понимающе усмехнулся в ответ и спросил:
— Когда к хохлам рвать?
— С утра для отмазки Ольгу чин-чинарем схороним и сразу аля-улю на дальняк. В Киеве успеете перехватить поезд, а хохлы подскажут, где на Украине затырить пацанку. Связь по спутнику держать будем.
— Ты гений, шеф, бля буду! — прошептал воспрявший духом Тото.
Предстоящее дело после пережитого стресса показалось ему проще пареной репы. К тому же Тото очень хотелось сравняться по крутизне с Мучником и сквитаться за все со Скифом.
ГЛАВА 28
Прокуратура очень быстро провела следствие и прекратила дело. Никаких прямых доказательств на покушение установить не удалось. Экспертиза тоже ничего не прояснила. Самолет, хотя и по касательной, промчался по тонкому льду почти километр, но от удара о твердь развалился на куски, кабина и двигатель ушли под воду. «Черного ящика» на этой «Сессне» не было.
Но еще до прекращения дела родным передали какие-то обугленные тряпки и смятую игрушку.
Ольгу хоронила только мать с дальними родственниками. Было еще объявлено, что старый Коробов находится в Японии, потрясен случившимся, но прилететь не может.
Гроб не открывали. Перед тем как опустить в яму, наспех заколотили крышку. Священник, из каких-то новоявленных, прочитал последнее напутствие, боязливо оглядываясь вокруг, словно опасаясь лицом к лицу встретиться с крутыми парнями, окружавшими могилу.
Речей почти не говорили, только опасливо перешептывались. Некоторые, как сокурсница Верка Мамонтова, вынесли в своих досужих суждениях приговор, что Ольга все-таки стала жертвой третьего покушения.
Для этого были все основания. Некоторые слышали, что в Москву инкогнито вернулся ее первый муж — международный военный преступник, которого милиция не арестовывает лишь потому, что он привез в Россию и вложил в крупнейшие частные банки несметные суммы в твердой валюте.
Пожилые женщины на похоронах были убеждены, что Ольга покончила с собой из-за того, что не могла разобраться в своих чувствах — она любила обоих: и первого, и второго мужа.
Молодые особы считали ее смерть самоубийством, которое она совершила в отместку обоим мужьям, которые в ней не замечали тонкой души, а зарились лишь на ее тело и деньги.
Мужчины всех возрастов были твердо уверены, что Ольгу убил кто-то из ее мужей.
Но все без исключения чистосердечно горевали, что по чьей-то злой воле или по велению рока из жизни ушла молодая красавица, ставшая символом новой России.
И даже природа безутешно оплакивала свою любимицу. Природа ведь любит красивых и здоровых. За день до похорон погода окончательно испортилась, с юга подул теплый сырой ветер, который за сутки слизал снег на дорогах. А теперь вот беспрерывно моросил мелкий дождик.
* * *
Скиф с Анной подъехали к воротам кладбища, когда вокруг могилы суетились телеоператоры с камерами и осветительными приборами, снимая для программы «Новостей» немногочисленные надгробные речи. Оставив «жигуленок» на стоянке у входа, рядом с завалом кусков нерастаявшего льда, они подошли к толпе провожающих и встали в сторонке.
Их появление не осталось незамеченным для Симы Мучника, над которым его верные телохранители Хряк и Бабахла держали большой черный зонт. Когда взгляды Скифа и Мучника скрестились, тот высморкался в большой, как полотенце, платок и мученически опустил голову, демонстрируя Скифу тяжесть понесенной утраты. Смерть человека всегда на какое-то время примиряет врагов, и Скиф счел возможным для себя сочувственно кивнуть Мучнику.
А в это время на стоянке возле кладбищенских ворот показались двое. У одного из них, худого и жилистого, с лисьей вытянутой мордочкой, в руках был сверток. Они подошли к «жигуленку» Скифа, и Лисья мордочка, воровато оглянувшись и открыв багажник, сунул туда сверток. После того как они исчезли из вида, полковник Шведов оторвался от окошка машины «техпомощи», стоявшей на другой стороне дороги, и приник к зажатой в руке портативной рации. Скоро на стоянку въехали два самосвала. Они остановились у завала льда. Рабочие в оранжевых куртках принялись разбивать ломами лед и кидать лопатами в кузова автомобилей. Один из рабочих под прикрытием самосвала открыл багажник «жигуленка», вынул оставленный Лисьей мордочкой сверток и сунул себе под куртку…
Глухо ударили комья земли о крышку гроба, заставив Скифа вздрогнуть и стиснуть зубы. Вскоре над свежей могилой легли венки, и все быстро разошлись. Пример подал Сима. Телохранители почти унесли его на руках. Рядом с портретом Ольги у могилы остались стоять под черными зонтиками двое мужчин в черных похожих плащах. Они с печальными, соответствующими моменту лицами тихо переговаривались друг с другом. Скифу, по-прежнему стоящему с Анной в сторонке, подумалось, что этих двоих можно принять за скорбящих близких родственников.
Это были старший Походин и Чугуев.
Когда Скиф и Анна подошли к «жигуленку», их уже ждали двое в штатском. Едва Скиф сел за руль, как один из них махнул рукой, и из автобуса, стоявшего в десятке метров от автомобиля, выскочили омоновцы в бронежилетах и с автоматами. Они вытащили из машины Скифа и несколько раз огрели дубинками.
