– Готов? А что же не рассказывает?
– Его подвести надо к такому разговору. Он человек непростой, верченый, зато если его удастся на откровенность уговорить, многое рассказать может.
– Ох, Гаврилыч, ты и так уже весь, как Щорс, израненный, след кровавый стелется по сырой траве… А все туда же! Ты не боишься, что это он тобой крутит, этот самый Замотаев, а не ты им?
– Да пусть думает, что крутит, мне не жалко. Главное, чтобы раскололся.
– Ишь ты какой! Даю тебе несколько дней, и заканчивай. Только, Гаврилыч, давай договоримся – на сей раз без скандалов, драк, пожаров и прочих стихийных бедствий. И никаких баб! Бабы тебе противопоказаны.
Гонсо ушел, а Туз подумал, что Василиса была права, когда сомневалась, что между ними что-нибудь сложится… Какой-то он и впрямь неудачник, все у него по-дурацки складывается. Даже дед Туз сказал: парень хороший, но какой-то несуразный, всякую беду как магнитом притягивает… Ну, да с этим мы разберемся. А сейчас надо скандал утрясать и Шкиля на место ставить. Он не на Гонсо руку поднял, а на его, Туза, прокуратуру. Такое прощать нельзя. И если ему сейчас по рукам не дать, поздно будет. Туз уже решил, что делать. Двум медведям в одной берлоге не ужиться, а уж медведю и шакалу и вовсе.
Глава 23. Маэстро, на выход!
Письменное указание было дано мною следователю в устной форме. Его согласия не требовалось.
Из объяснения прокурора
Раздался шум подъезжающего автомобиля, Шкиль подошел к окну и увидел въехавшую во двор скромную «десятку» Василисы. Василиса вынырнула из машины и пошла к дому, несколько озадаченно взглянув на млеющего под солнцем рядом с джипом Ваню. Тот, увидев шикарную даму, вскочил, содрал с головы наушники, уронил на землю очки и вытянулся по стойке «смирно». Видимо, этим произвел на Василису благоприятное впечатление. Потому что она остановилась и с любопытством оглядела Ванюшу. Интересно, подумал Шкиль, шевельнется ли что-нибудь у них в душах, почувствуют ли они хоть какой-то, пусть и невнятный, зов крови? Брат и сестра как-никак. Василиса весело рассмеялась и пошла к дому. Ваня с раскрытым ртом смотрел ей вслед.
Она буквально влетела в кабинет, но тут же устало упала в кресло и немедленно закурила. После нескольких глубоких затяжек спросила:
– Ну? Что все это значит? Чем ты его так достал?
– Если бы ты знала, сколько у меня для тебя сюрпризов! – весело сказал Шкиль.
– Ничего себе! Звучит угрожающе. С чего начнем?
– С кино.
– Прямо какие-то детские радости? А мороженое будет? Как же кино и без мороженого?
– К такому кино не мороженое нужно, а что-нибудь покрепче.
– Даже так? Ты меня совсем запугал.
– Извольте пересесть к компьютеру, мадам.
Василиса не споря перебралась в кресло Шкиля, пододвинула ноутбук поближе. Он встал за ее спиной. Любопытно, какое впечатление произведет на нее последний шедевр Моти Блудакова?
Василиса быстро просмотрела всю съемку, иногда чуть кривя губы в усмешке, потом повернулась к Шкилю.
– Я так понимаю, это тот предмет, из-за которого на вас взбесился отец?
– В какой-то мере. Какие впечатления?
– Девочка очень миленькая. Вся такая трогательная и непорочная. Даже когда грудь выкатила… Гонсо? Никогда раньше не могла его представить в роли коварного соблазнителя. Она ему совсем не идет. Не его амплуа. Впрочем, после парикмахерской…
– Все совершенно не так, Василиса. У непорочной девушки есть кличка – Гаденыш. Потому что она подставляет и обманывает клиентов с каким-то садистским сладострастием. А наш дорогой товарищ Гонсо никакой не соблазнитель – его просто разводят как лоха, пользуясь его туповатым пристрастием к добродетельным поступкам.
– Значит, заманили и подставили?
– Заманили. И подставили.
– А какова твоя роль в сотворении этого шедевра? Организатор и вдохновитель?
– И ты туда же! – вздохнул Шкиль.
– Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил, – наставительно сказала Василиса. – Так в Библии сказано.
– Да не рыл я ничего! Ну подумай сама, зачем это мне? Ты же все-таки дочь прокурора, должна уметь мыслить логически. Есть версии на сей счет?
– Ну, например, чтобы скомпрометировать Гонсо… – не очень уверенно предположила Василиса.
– Чего ради? Зачем?
– Может быть, он сел на хвост тебе или твоему клиенту?
– Представь себе – не сел. У меня сейчас вообще нет дел, в которых он мог бы мне хоть как-то помешать.
– Ну… Тогда ты вырыл эту яму, чтобы скомпрометировать его в глазах отца, который, как всем известно, видит его своим преемником… Чтобы получить более подходящего для тебя прокурора.
– Неплохо. А главное – какой стремительный переход от моральных проповедей к крайнему цинизму. Но… Согласись, вряд ли из твоего отца выбьешь подобным способом его симпатии к Гонсо. Он принадлежит к людям, которые под давлением только свирепеют и упорствуют. Мне это хорошо известно.
– Тогда… Может быть, ты решил таким образом скомпрометировать его в моих глазах. Ведь он какой-никакой, а соперник. Или я ошибаюсь?
– Ну какой там соперник!
– Ах, вот оно как! Оказывается, товарищ бесом гордыни обуян!
– Какая там гордыня! Но что я – слепой? Не вижу, что у этого господина, будь он трижды херувим, нет никаких шансов? Это не твой герой. И ты это знаешь не хуже меня. А что касается стараний твоего отца случить вас…
– Выбирай выражения, Артур!
– Ну, хорошо – свести вас. Они бесплодны.
– Уверен?
– Абсолютно. Во-первых, как мы уже выяснили, он герой не твоего романа. Во-вторых, у тебя как дочери своего отца эти попытки вызывают только желание поступить наоборот.
– Змей был хитрее всех зверей полевых… – задумчиво сказала Василиса. А потом беспечно махнула рукой: – Обидно, конечно, узнавать, что ты не являешься предметом бешеного соперничества и яблоком раздора вожделеющих тебя самцов! Ну да ладно, будем считать, что следователь из меня не получился, версии мои никуда не годятся. Так просвети меня! Ваше слово, товарищ маузер.
– А мне нечего сказать. Кроме того, что я не имею к этому делу никакого отношения. Ни-ка-кого! Я узнал о нем несколько часов назад, когда все было закончено. И самое трудное – объяснить это твоему отцу.
– И нет никаких доказательств твоей причастности?
– Нет. Потому что их нет в природе. Но он не хочет в это верить, так как считает меня своим врагом. Хотя это тоже неправда. Его отношение ко мне основано на одних предубеждениях и домыслах.
– У него еще есть нечеловеческая интуиция. Чутье зверя. Он на них очень полагается. И они редко его подводят.
