— Да я понял уже! Где вы его взяли-то?
— Да тут недалеко, на Архитекторов… Сколько по вашей «земле» эпизодов было? С его приметами.
— Шесть. Шесть или семь, не помню точно.
— Надо вызванивать «терпил», пусть опознают.
— А он-то сам — как? Говорит?
— Говорит…
Пока Петров, заняв свободный кабинет, беседовал с Римским, обсуждая, в основном, общие вопросы — когда приехал, где поселился, — Николаев и Ковалев заперлись в соседнем, насилуя телефонный аппарат. У двух потерпевших никто не ответил. Еще одна, со слов дочери, недавно перенесла инфаркт, с кровати не вставала и прийти в отделение, естественно, не могла.
— Этой тоже дома не окажется, — мрачно предрек Николаев, набирая последний номер. — Неудачно вы время выбрали. Не могли, что ли, до вечера потерпеть? Найди сейчас кого-нибудь дома!
Но на этот раз все-таки повезло. Коротко с кем-то переговорив, Николаев положил трубку и пояснил:
— Ушла в магазин, должна скоро, вернуться. Мужу сказал, чтобы сразу к нам летела, как появится.
— Надо в 15-е звонить, у них ведь тоже случаи были, — предложил Костя, и Николаев снова придвинул к себе телефон.
В 15-м отделении никто из оперативников по телефону не ответил. Справившись у дежурного, Николаев узнал, что Савельев укатил кого-то опрашивать по своему материалу, а остальные только что улетели на какое-то задержание.
— Нам сейчас хотя бы один эпизод закрепить… Площадь Труда какой отдел обслуживает?
— По-моему, седьмой, — подсказал Костя.
— Алло, это «Семерка»? Добрый день, коллега! Уголовный розыск 14-го отдела беспокоит, Николаев моя фамилия. Площадь Труда — ваша «земля»?.. Отлично. Слушай, у вас сегодня рывки сережек были?.. Как у кого — у старушек, наверное… Не были?.. А вообще были?.. Не было… Чем же вы там занимаетесь? Послушай, если потерпевшая подойдет, отзвонись сразу нам, хорошо? У нас тут человечек есть один интересный, задержанный… Да, с сережками, и говорит, что у вас рванул…
— Не было у них ничего, — удивленно сказал Николаев, кладя трубку. — Может, врет?
— Может, и врет. Пошли, пообщаемся с ним.
Слава Римский сидел перед столом, мусолил авторучку и поглядывал на лежащий перед ним лист бумаги, в верхнем правом углу которого только что коряво вывел:
«Начальнику 14-го отделения милиции г. Новозаветенска от гражданина…»
Писать чистосердечное признание, к которому его так усердно склонял Петров, очень не хотелось. Слава, конечно, понимал, что попался, но первый шок, вызванный неожиданным задержанием, уже прошел, а человеку всегда так хочется надеяться на какое-то чудо…
Костя закурил, прошелся по кабинету, открыл окно и сел на подоконник.
— Не знаешь, с чего начать?
Слава неопределенно пожал плечами.
— Понятно… Дело, конечно, твое. Не хочешь — можешь вообще ничего не писать. И не говорить. Только вот что от этого изменится?
— Надеется, наверное, что мы его отпустим, — предположил Николаев.
— Пусть надеется, — махнул рукой Костя. — Нам-то что? Мы свое дело сделали. Дальше пусть следователь ковыряется. Все, что нам остается — это понятых и подставных для опознания найти. Слава, как ты думаешь, узнают тебя люди или нет? Кто-то, конечно, и не разглядел толком, кто-то забыть уже успел. Но потерпевших-то много! Не первая, так десятая, но все равно ведь опознают. Ты судимый? Вижу, что судимый! И за что?
— За кражу… квартирную. В Полтаве еще судили, в девяносто первом.
— Сколько дали?
— Три…
— Что, три года по первому разу, за одну кражу? Да не бывает такого! Даже в Полтаве.
— Ну, там еще и грабеж был…
— Все три отсидел?
— От звонка до звонка.
— Ну, тогда тебя агитировать смысла нет. И так все знаешь. Так что решай сам, что для тебя лучше. Потом только не жалуйся, если прогадаешь.
Слава повертел авторучку, посмотрел на колпачок, раздумывая, стоит его грызть или нет.
— Не вздумай вещь портить! — Дима хлопнул по столу ладонью.
— Ладно, Слава, — Ковалев соскочил с подоконника. — Я вижу, ты уже все решил. Пошли в камеру, будешь опознания дожидаться.
В камеру Римский тоже не спешил. Бросив на стол авторучку, он неуверенно сказал, разглядывая висящие на стене рекламные плакаты:
— А что я? Может, что и было, так сразу-то не вспомнить… Скажите лучше конкретно, в чем вы меня обвиняете?
— Будто сам не знаешь! — усмехнулся Дима.
— Да что я знаю?..
— Бесполезный это разговор, — махнул рукой Николаев. — Давай, Костик, я его вниз сведу.
— Подожди, — остановил Ковалев. — Может, не такой уж и бесполезный. Слава, если я правильно понял, ты решил опознания подождать? А потом доказанное признаешь, а что нет — то нет. Верно?
— Да. Зачем мне лишнее?
— Лишнего тебе никто грузить не собирается! Тебе свое бы унести! Мы все равно знаем, кто ты и что ты, без всякого опознания. Ответь мне, пожалуйста, почему ты не убежал? Видел ведь, как мы идем.
— Зажигание поздно сработало, — не задумываясь, ответил Римский. — Видел, конечно. Да пока собирался, вы уже и подошли. У меня сегодня с самого утра предчувствие было, и сон плохой приснился…
Вызванная на опознание женщина долго испуганно смотрела на Славу, с невозмутимым видом сидящего на диване между двумя приглашенными с улицы «подставными». В качестве понятых присутствовала молодая супружеская пара, выловленная из очереди в паспортный стол. Молодой человек скептически усмехался и поддерживал под локоть свою супругу, взиравшую на происходящее со смешанным выражением детского восторга и недоверия.
— Он… По-моему, он, — потерпевшая дрожащей рукой указала на Римского, — Ой! Точно, он!
— Уточните, пожалуйста, где и при каких обстоятельствах вы виделись с этим молодым человеком, — следователь придвинул к себе бланк протокола опознания личности и начал брезгливо осматривать свою авторучку. Он был «глухаристом», то есть следователем, в чьем ведении, или правильно выражаясь, производстве, находились нераскрытые уголовные дела — «глухари». Должность, в некоторых отношениях, халявная, оставляющая массу свободного времени — в зависимости, конечно, от того, как подходить к своим обязанностям. Ковалев мог назвать пару следователей, которые «сидели на глухарях», но при этом что-то делали, действительно пытались расследовать преступления, а не только засыпали уголовный розыск никому не нужными отдельными поручениями с требованиями кого-то установить и что-то перекрыть. Сегодняшний следователь к их числу не относился, но в данной ситуации спихнуть на других свою работу не мог, а потому старался по мере сил испортить всем настроение. Раз уж испортили ему.
