Вот они и перлись сейчас на яхту после короткой прогулки. Среди десятков белоснежных судов, разместившихся на глади залива подобно удивительным живым существам, каким-то космическим птицерыбам, его яхта по имени «Мрия» (по-хохляцки — «Мечта», что звучало в данный момент весьма оптимистично) была самой большой, дорогой и красивой. Но и это не утешало. Не радовало. Как в том анекдоте: «Вы мне елочные игрушки продали фальшивые!» — «Как это фальшивые?!» — «Не радуют!..»
— Сходи, проверь, — кивнул Серов телохранителю Николаю, делая Троицкому знак, чтобы тот посидел пока в катере. Босс скрипнул зубами.
— Демьяныч, таблетки, — в обязанности другого телохранителя, Димы, входило напоминать шефу о времени приема лекарства от головной боли.
Серов предупредил Диму, что максимальный «плюс-минус» не может превышать четверти часа. При Сталине, напомнил Серов, пятнадцатиминутное опоздание приравнивалось к прогулу, а за прогул давали десять лет лагерей. А поскольку «архипелага ГУЛАГа» в распоряжении команды нет, то Диме за соответствующее опоздание придется просто оторвать голову. И скормить ее рыбам. И хотя знакомы они были давно и прошли вместе немало опасных испытаний, Дима не сомневался что угроза эта — не фуфел.
Впрочем, он и без того честно заботился о здоровье шефа.
Николай меж тем осматривал яхту. Там, как и предполагалось, не было никого, кроме Мошкарина — низкорослого, кривозубого и крайне неопрятного человека, который, однако, на чужую собственность чистоту наводил — как Бог.
— Я тут все вылизал! — браво доложил Мошкарин. — Чище, чем у английской королевы. Даже рынду надраил. Блестит, как у кота яйца!..
Медная рында — корабельный колокол — действительно блестела на солнце, как золотая.
— А гальюн? — строго спросил Николай.
— Обижаешь… Сверкает!..
— А сам-то чего такой грязный?
— Да тут бани нету.
— Хорошо. Иди в катер, я тебя отвезу.
Николай протянул подопечному 50 евро. Мошкарин с благодарностью принял деньги, мелко покивал. У трапа он столкнулся с Троицким, поклонился. Михаил Демьянович брезгливо поморщился и первое, что спросил, зайдя в кают-компанию:
— Что за вонючка?..
— Уборщика нашли. Мошкарин фамилия.
— Русский? — нахмурился Троицкий.
— Ну. Из Пензы.
— Баранки гну!.. Родину позорит вонью своей. Чтобы ноги его здесь больше не было!..
Николай понял слова шефа по-своему, тут же вышел на палубу и сообщил пензюку (он полагал, что именно так зовут уроженцев Пензы), что шефу срочно понадобился катер и Мошкарину придется добираться до берега своим ходом.
Уборщика это нисколько не смутило — он бодро нацепил на спину прорезиненный рюкзак со своим скарбом, легко прыгнул в залив и погреб к берегу, успев при этом приветливо помахать яхте рукой. Троицкий невольно улыбнулся.
— Акула сзади! — крикнул остроумный Дима. — Смотри, чтобы «болт» не откусила!..
— Где он живет-то?.. — спросил смягчившийся Троицкий. Таблетки к этому моменту подействовали, головная боль отступила.
— Да прямо на пляже, под лодками.
— А убирает вроде чисто… — Троицкий с сомнением глянул по сторонам, провел пальцем по поверхности стеклянного столика. Пыли не было.
— Чисто, Демьяныч! — подтвердил Дима, который явно симпатизировал уроженцу Пензы. — И берет всего полтаху, а эти долбаные арабы — в два раза дороже. И делают хуже. А этот вон как все к вашему приезду подготовил. Хоть сейчас в кругосветку!..
— Ладно, пусть ходит, — благодушно махнул рукой Троицкий и потянулся за виски. — А в кругосветку я бы с удовольствием…
— Демьяныч, не советую, — всерьез среагировал Серов. Своей избыточной осторожностью он все больше раздражал Троицкого.
— Что ж мне теперь, вечно в этой дыре сидеть?
— Времена такие, — уклончиво ответил Серов.
— Времена, блин…
— А французы тебя точно не того?.. Не сцапают? — спросил Николай.
— Зассат!.. — ухмыльнулся Троицкий. — Сами же мой фильм выбрали — и арестовать?.. Их тогда киношники с дерьмом смешают.
— На премьеру-то нас возьмешь?
— Ну, — снова усмехнулся Троицкий, — если пообещаете, что не будете сопли фраком вытирать….
— Слушай, Демьяныч, — не унимался охранник, — а эта ветка пальмовая — она, типа, сама по себе?… Или к ней бабосы положены?
— «Бабосы», как ты, Николай, их называешь, — назидательно произнес хозяин, — к «ветке», как ты ее называешь, не положены. Это… как бы тебе объяснить… типа, звания «вор в законе». Один раз получил — всю жизнь кайфуешь. Только ветку нам вряд ли дадут. То что мы в официальном конкурсе — это уже громадная удача. Тут, понимаешь, главное не победа, а участие. Типа, как на Олимпиаде…
Про Олимпиаду Николай слышал. Сам из боксеров вышел, из кандидатов в мастера. Шефа своего он не очень понимал. Вот и инвестировал бы в спорт. Прикупил бы дюжину юных боксеров, вложился бы — там чемпионы столько зашибают, что мама не горюй. Одного Тайсона вырастить — все расходы мигом окупятся. А то сколько спортсменов в бандюки подались — и все потому, что у спонсоров другие интересы.
Ну или прикупить хотя клуб футбольный, как это теперь модно. Скажем, «Шинник» (Николай был родом из-под Ярославля). Тоже дело понятное. Купил пару бразильцев, пару хохлов — и вперед! А тут кино какое-то. Церемонии. На собственную премьеру без фрака — ни-ни. Да еще и арестовать могут…
Размышления Николая прервала тягучая песня на знакомый мотив. Пел человек столь густым насыщенным басом, что слов было не разобрать. Понадобилось некоторое время, чтобы расслышался русский язык:
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белые ножки…
— Маруся еще какая-то!.. — поморщился Троицкий.
Бригада высыпала на палубу. Мимо яхты плыл, неторопливо двигая веслами, жутко бородатый мужик в синем зачуханном комбинезоне. По сторонам не смотрел. Тянул себе:
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белые ручки…
— Это еще что за чудовище? — оторопел Троицкой. — Что-то рожа больно знакомая…
— А это, босс, тот самый… — защелкал пальцами Дима. — Как его… Овцов. Известный путешественник.
— Не Овцов, а Пастухов! — поправил Серов. — Тимофей Пастухов. Который гонял на полюс с собаками.
— А теперь, значит, в Каннах отогревается? — хмыкнул Троицкий.
— Собирается Атлантику на веслах переплыть, — пояснил Серов. — По пути древних французов. Или римлян. Хрен их разберешь… Все одно — нерусь!..
На самом деле однофамилец шефа Лубянки прекрасно отличал французов от римлян. Он вообще был человеком подкованным. Шутить как можно тупее — осталось его привычкой с девяностых, когда кандидату технических наук и бывшему доценту пришлось вписываться в разношерстный мир «нового русского бизнеса». С тех пор утекло много воды и крови, но от «простых» шуток Серов так и не отучился.
