— Во мужику делать не хрен… — цокнул языком Дима.
— Зато никаких семейных проблем! — хохотнул Николай. — Греби себе и греби… Хоть всю жизнь.
— Пока акулы не слопают… — захохотал Дима.
— Все придурки сюда слетелись, — резюмировал Троицкий. — Сезон… Ладно, хватит ржать. Пошли внутрь.
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белые груди,
донеслось в этот миг с удаляющейся лодки Пастухова.
— Ага, — с интересом обернулся Троицкий. — А дальше что она там намывала?..
Но дальше уже не было слышно.
Детектив Анри Перес укололся кактусом. Вернее о кактус. Кактус был большой, а балкон маленький и если детектив выходил на балкон, чтобы подышать свежим воздухом, проклятое колючее растение непременно оказывалось в опасной близости от лица и рук. Но убрать кактус с балкона никак нельзя. Это была полицейская конспиративная квартира, и каждый элемент обстановки имел здесь свое особое значение.
Впрочем, в комнате для кактуса места тоже было немного — квартира вообще не блистала размерами. Денег местному департаменту полиции выделяли не слишком щедро.
В маленькой комнате был особо ощутим запах, исходивший от сидящего на тахте Мошкарина.
— Вы бы помылись… — тоскливо предложил Перес по-русски с сильным акцентом.
— А конспирация?.. — возразил Мошкарин. В дверь коротко позвонили.
— Комиссар приехал.
— Мне уйти? — спросил Мошкарин.
— Нет-нет, останьтесь. Ему нужна от вас информация.
Перес прошел в прихожую, открыл входную дверь. Поклонился. Не слишком низко, чтобы не возникло ощущения, будто он излишне подобострастен. Но комиссар был настолько толст, глуп и самолюбив, что совсем не выразить ему почтение было нельзя. Пересу он протянул для рукопожатия два пальца, Мошкарину, привставшему с тахты, небрежно кивнул. Внешний вид русского агента его не порадовал.
— Это и есть ваш информатор, Анри? — спросил комиссар, тревожно поводя носом.
— Да, месье комиссар. Алекс Мошкарин. Приехал из России год назад. Из Пензы.
— Чем он занимается?
— Работает в порту. За сдельную плату моет катера и яхты. Свободное время проводит с русскими…
— Может, хотите кофе? — вновь привстал Мошкарин.
— А у вас что, сыром пахнет? — проигнорировал его предложение комиссар. — Очень изысканный запах… Напоминает камамбер.
Перес побагровел. Мошкарин произнес извиняющимся тоном:
— Скушали уже! Голодные были. Мсье Перес вот голодный пришел…
Перес побагровел еще больше. Пришел он как раз сытый. Кушал пулярку и гусиный паштет.
— Вот кофе… — вновь предложил Мошкарин. Он чувствовал, что Перес недоволен, и с радостью покинул бы комнату.
— Не надо, — отмахнулся комиссар. — Рассказывайте лучше, что стряслось.
— К нам прибыл Троицкий, — Анри Перес кивнул на Мошкарина. — Алексей мыл его яхту.
— Троицкий… Троицкий… — задумался комиссар. Напряжение мозговых извилин придало ему очень важный вид. — Тот самый?.. Большой негодяй?
— Именно. Тот самый, что объявлен в международный розыск как организатор убийства. Русский бизнесмен.
— И что же он у нас делает? — искренне удивился комиссар.
— Таблетки глотает, — пояснил Мошкарин.
— «Экстази»?.. Я слышал, что у вас в России это до сих пор еще модно…
— Нет, вроде от головной боли…
— А кто прибыл с ним?..
— Трое. Все русские. По виду — бандиты.
— А что у вас с зубами? — неожиданно сменил тему комиссар.
Мошкарин смутился. За него ответил Анри:
— То же, что у всех русских, — плохие дантисты!
— Он ведь, кажется, в Португалии живет? — вновь перескочил на Троицкого гость.
— В Сан-Теотониу, — пояснил Перес. — На своей вилле. Португальцы отказали России в экстрадиции.
— Да-да, я помню из газет… Кажется, Троицкий объявил себя жертвой политического режима…
На самом деле комиссар ничего такого не помнил и газет отродясь не читал. Информацию к сегодняшней встрече готовили для него помощники. Спрашивая, «что стряслось», комиссар прекрасно знал тему разговора. И агент Перес знал, что комиссар знает. И Мошкарин понимал, что первый знает, а второй знает, что первый знает. Так что беседа походила на плохой водевиль.
— Там у них все кому не лень — жертвы политического режима, — добавил комиссар и ухмыльнулся так, что стало видно его язык: очень большой и розовый.
Перес разозлился. У него накопилось немало претензий к русским и, конечно, не было больших симпатий к русским преступникам. Но к русскому политическому режиму у него претензий было еще больше. Потому что именно этот режим отобрал когда-то у дальних предков Переса много недвижимости и сельскохозяйственных угодий. Не считая наличных денег и ювелирных изделий. Комиссару, однако, возражать не полагалось. И Анри сказал:
— Совершенно верно, месье комиссар. Вот португальцы и испугались. Шума не захотели.
— Ну так арестуйте его!.. Нам бояться нечего. А экстрадиция — это уже не наши вопросы.
Этого Анри не ожидал. Комиссар прекрасно знал, что с арестом Троицкого могут возникнуть проблемы. Но он и тут прикинулся дурачком, перекладывая решение на Переса. «Жирный трус», — подумал Анри, а вслух произнес:
— Да, но… может случиться скандал.
— Почему? — якобы удивился комиссар.
— Он приехал на фестиваль. По приглашению комитета. Как продюсер одного из фильмов. И не просто фильма — а заявленного в главном конкурсе.
— Гм, это меняет дело…
Перес ничего не ответил. Нелепая тишина повисла минуты на две. Нарушил ее Мошкарин — звучным тягучим зевком.
— Пусть он сварит кофе, — зло велел наконец комиссар.
Перес кивнул Мошкарину, и тот с готовностью отправился на кухню.
Перес продолжал молчать. Дудки: пусть и комиссар проявит какую-нибудь инициативу. Кроме заказа кофе.
— Но ведь мы могли и не знать, что он здесь… — вслух размышлял комиссар. — Фестиваль закончится… Троицкий уедет…
Внутри у Переса все кипело.
— Как же мы могли не знать?! Что мы, читать не умеем?! Он будет во всех газетах, во всех телерепортажах. У него будет премьера, — Перес втолковывал комиссару элементарные вещи. — Русские потребуют…
— Эти русские… — сплюнул комиссар. — Так что же делать? Задерживать нельзя, не задерживать тоже нельзя? И так скандал, и эдак скандал. Хватит нам истории с Де Ниро…
Конфуз с Де Ниро действительно имел место, но лет тридцать назад. Актера, гениально сыгравшего сверхбандита дона Корлеоне в «Крестном отце-2», скрутили на пляже двое молоденьких патрульных. Признали, что перед ними физиономия знакомого преступника, но что это актер из фильма — не докумекали. Сломали ему что-то — кажется, палец на руке. Плавки порвали. Вся «желтая» пресса потом битый месяц потешалась над артистом. Блистала заголовками типа «Два сопляка стянули трусы с Крестного отца». Полиции пришлось выплатить кучу денег за моральный ущерб.
