— Вы откуда?!
Он хотел что-то сказать, объяснить, но слова комом застряли в горле. В следующее мгновение девушка с криком бросилась к дому:
— Мама, это он Дениса убил!..
Любимов резко обернулся, сделал несколько шагов к крыльцу:
— Катя, это не я! Его Прибылов убил! В своем кабинете. А на меня свалил… — Он понимал, что дочь его не слышит, но все равно кричал ей вслед слова оправдания в надежде на то, что она хотя бы уловит смысл.
Катя скрылась в доме, ее отец остановился перед самым крыльцом, потому что на пути стояла бывшая жена.
Любимов посмотрел на женщину, которая приложила столько усилий, чтобы лишить его дочери. На ее лице застыло странное птичье выражение — этакая смесь недоверия и удивления.
— Прибылов? Не может быть…
После пережитого потрясения эмоции куда-то попрятались. В душе наступил полный штиль — так бывает, когда сдаешь очень трудный экзамен, и все бессонные ночи и треволнения остаются в прошлом.
— Он уже арестован. Остальные тоже. За наркотики.
Кивнув в сторону дома, Марина испуганно спросила:
— Так это она тебя опознала?!
— Катю обманули.
— И что ей теперь будет?
Любимов устало покачал головой:
— Теперь ничего…
Марина не пыталась сдержать вздох облегчения. Она почти с благодарностью взглянула на бывшего мужа:
— Ты что-то хотел выяснить?..
— Только одно. Знала ли Катя, что я отец? Там, на опознании?..
Она пристально посмотрела в глаза некогда любимого человека:
— Тебе это так важно?
— Да. Могу я спросить?
Марина провела ладонью по лицу.
— Прошу: только не сейчас!
Июльская жара раскалила дорожное покрытие, так что каблуки слегка прилипали к асфальту. В легком ветерке чувствовалась прохлада. Она напоминала о том, что короткое северное лето перевалило за середину, и совсем скоро жара пойдет на убыль.
На обочине вблизи развилки дорог с указателем «Северогорск» расположились «Жигули» шестой модели, рядом пятеро мужчин образовали небольшой кружок. Чуть в стороне притулился старенький мотоцикл. На фоне ярко-зеленой растительности он напоминал о старых добрых временах, когда комсомольские секретари еще призывали молодежь к трудовым и ратным подвигам, а не торговали наркотой в собственных клубах.
— Спасибо, Жень, за помощь! — Любимов крепко пожал руку своему спасителю.
— Чего там!.. Лишь бы дела не рассы́пались, — смущенно улыбнулся северогорский коллега.
— Не дадим, — твердо заверил Шишкин, — региональная прокуратура под контроль возьмет!
— Дяде Саше привет, — Рогов обменялся прощальным рукопожатием. — Жаль, не познакомился.
— Передам! — кивнул Ермолаев.
— Слушай, а как ты дверь-то в клуб открыл?
— Изнутри. Уборщицу знакомую попросил, она ключ оставила.
— И не бойтесь вы их!.. — озвучил свое напутствие Макс. — Как сказал Чехов: «Выдавливайте из себя по капле раба».
Евгений грустно улыбнулся:
— Легко сказать… Я же не тюбик с зубной пастой!
— Ну, тогда звони, если что… — Виригин пожал руку Ермолаева левой, свободной от гипса рукой.
Небольшая церемония прощания закончилась. Питерцы направились к машине, местный опер — к своему мотоциклу.
— Привыкаешь? — Жора кивнул на больную руку Виригина.
Макс покачал загипсованной конечностью.
— Опять левой писать придется… — вздохнул он.
Любимов взялся за ручку дверцы, на мгновение замер, словно захваченный врасплох внезапной мыслью, обернулся к шефу:
— Палыч, я, пожалуй, останусь.
Тот понимающе кивнул:
— Еще раз хочешь дочку увидеть?
— Хочу…
— Ну что ж — удачи.
Георгий обернулся:
— Женя, подожди, я с тобой.
Федор Сергеевич всегда считал себя человеком сильным, способным выдержать любой удар. Смерть единственного сына подкосила бы кого угодно, но только не Ремизова. Он мог бы взять недельный тайм-аут, но заставил себя не раскисать. Городское хозяйство, напоминавшее прохудившуюся посудину, буквально утопало в проблемах. И прежде всего — по причине недостаточного финансирования. Не успевал Ремизов заткнуть одну дыру, как тут же начинало протекать в другой. Теперь, когда он отказался от денежного ручейка из «Пещеры», ситуация стала вообще непредсказуемой…
От мрачных мыслей его отвлек телефонный зуммер. Звонил начальник центральной котельной, вечно затюканный «дядя Федор» Сергиенко.
— Извините, Федор Сергеевич, я бы не стал беспокоить, но тут срочное дело…
Глава администрации устало ответил:
— Я из-за этих дел сына потерял.
— Еще раз простите…
Ремизов переложил трубку в левую руку и что-то черканул в перекидном календаре.
— Ну, что там опять у тебя?..
— Котельную прорвало! — испуганно доложил Сергиенко. — Пришлось в пятом микрорайоне воду отключить.
— Так делай!
— Деньги нужны… На ремонт.
— Я тебе в прошлом месяце выделял?.. — недовольно засопел в трубку мэр.
— Да, но та сумма пошла на замену труб.
— Выкручивайся, как хочешь, но чтобы завтра вода была!.. — Глава администрации раздраженно бросил ручку на стол. — Нет у меня денег, понимаешь?! Не-ту!..
Ремизов бросил трубку, чувствуя, как снова противно заныло под левой лопаткой. Сердце, будь оно неладно… Он сунул под язык таблетку валидола и стал крутить диск телефона.
* * *
Не зря говорят: благими намерениями вымощена дорога в ад. Юрий Коротков искренне хотел, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. Стремление, в общем-то, хорошее, только средства оказались никудышные. Глядя на то, как процветает клуб «Пещера», каким успехом пользуются у элитной молодежи синтетические наркотики, он задал себе однажды вопрос: «А чем я хуже того же Прибылова?» И решил, что ничем, а бизнес есть бизнес.
С этого момента коммерсант развил бурную деятельность, мечтая превратиться из скромного хозяина магазина в акулу подпольного бизнеса. При этом его ничуть не смущал тот факт, что Катя, для которой он якобы старался, сама прогулялась в мир наркотиков.
Коротков вынашивал поистине наполеоновские планы, собираясь в дальнейшем закупить парочку аппаратов, чтобы оборудовать лабораторию по производству «экстази». Специалистов-химиков он уже присмотрел — они были согласны перебраться из Питера. А пока перед ним стояли две сложнейших задачи: наладить параллельный канал поставки, независимый от тех драгдилеров, которые снабжали синтетиками хозяина «Пещеры», и каким угодно образом устранить конкурента.
