— Так значит, Мариш?.. Ну ладно…
* * *
Едва взошло красно солнышко, в дежурной части 5-го отдела милиции города Юрьевска началась перестройка. То есть — косметический ремонт. Стол дежурного вместе с хозяином и телефоном временно переместили в коридор, недвижимое имущество укрыли полиэтиленовой пленкой, и теперь помещение целиком было отдано на откуп импровизированной бригаде, в которую входили две женщины — одна преклонных лет, другая помоложе, а также совсем еще юный паренек. Женщины заканчивали клеить обои, а паренек старательно скоблил деревянный пол в каморке для задержанных. Действиями бригады руководил Коля Жиленков — любитель дергать за всякие веревочки.
— Дамочки, там вот уголочек вроде отошел… Да-да, вон тот… Виталик, а ты с полом-то особо не надрывайся. Все равно заблюют… Решеточку лучше протри.
— Привет вождю краснокожих! — приложил кулак к сердцу вошедший Елагин. — Да здравствует свободный труд! Рабство долой!
— Это не рабы, а спонсоры. Помогают родной милиции. Молодцы! Во, смотри: потолок — как новый.
— Не переживай, это ненадолго. До первой крови. А люстра тоже новая?
— Да откуда? Это дамочки старую отмыли. Представляешь, я седьмой год здесь и не знал, что у нее плафоны — белые. Думал, коричневые и есть.
Паренек в каморке разогнулся, пристраивая ведро с водой на табуретку, и Сергей тут же узнал в нем задержанного когда-то морячка. Николай, перехватив взгляд Елагина, мгновенно выволок того в коридор.
— Ты это… Молчи, ладно? Я шефу сказал, что за свои деньги рабочих нанял. Ему-то какая разница? А мне мать Виталика — ну, морячка этого — сама предложила. Мы, говорит, с дочкой как раз в ремонтной бригаде работаем, за один день вам все сделаем в лучшем виде. И насчет материалов не беспокойтесь — у нас все свое. Только, говорит, про этот патрон проклятый никуда не сообщайте, а то ж у сына неприятности будут. Он в отпуск приехал и вроде как сувенир с корабля припер. Хотел с друзьями событие отметить… Ну а нам что? Нам помогут — и мы поможем.
— Помощь органам правопорядка есть святой долг каждого гастарбайтера, — улыбнулся Сергей. — Шеф где?
— Где всегда. Только если ты опять с рапортом, так лучше не суйся. Он из управления злой приехал, как кавказская овчарка. Сейчас нервы успокаивает.
Подполковник Серебряков, как и неделю назад, пребывал во дворе здания отдела, все в том же сержантском кителе и возле тех же «Жигулей», уйдя почти по пояс в подкапотное пространство. Лязгающие звуки, доносившиеся оттуда, перемешивались с чувственным матом, призывами вернуть Сталина и поставить вредителей, выпускающих такие машины, к стенке. Без суда и следствия.
Сергей громко кашлянул. Шеф вынырнул из-под капота и, увидев подчиненного с бумагой в руке, грозно потряс в воздухе гаечным ключом.
— Уйди, Елагин! Богом прошу, уйди! Не доводи, как говорится, до греха… Патрон — в патроннике!
Подчиненный не сомневался, что отечественный автопром может довести до греха даже апостола, и поспешил укрыться в здании вместе с рапортом.
* * *
Спустившись из раздевалки в спортивный зал, Елагин застыл, словно пораженный греческой красавицей Медузой Горгоной. Прямо на ринге, на двух табуретках — затылком на одной и пятками на другой — лежал, прикрыв глаза, здоровяк Соломин. Тот самый дебошир из гостиницы. Его руки мирно покоились на груди, а на животе восседал парень, ритмично отжимавший полуторапудовую гирю.
Зрелище тянуло на «Минуту славы».
— В чем дело, юноша? — раздался знакомый голос. — Вы что, никогда раньше не видели гирь?
Елагин обернулся. Около него стоял один из тех собровцев, что приезжали к ним в отдел.
— Приветствую! Меня Анатолий зовут. Репин. Значит, решился?
— Да… Две ночи думал.
— Вот и прекрасно. А… — Репин с деланым недоумением посмотрел на пустые руки Елагина, — бинты и йод где?
— Я не взял. А разве надо?
— Нам — нет… — уклончиво повел плечами собровец.
— Пикассо, кончай пугать человека! — прокряхтел Соломин, косясь на них с табуретки.
— И правда, не слушай его, братишка, — поддержал Соломина сидевший у него на животе коллега, опуская гирю на пол. — Ничего этого не надо. Здесь медпункт рядом, у них все свое. Даже гипс имеется.
— Добрые у нас ребята, да? — толкнул Репин Елагина локтем. — Кстати: тот, кто сидит, — это Леха Быков. Ну а того, на ком сидят, ты должен помнить. Димуля Соломин. Книга Гиннесса по нему плачет.
— Помню, конечно.
— Ну разумеется. Такого один раз увидишь, так уж не забудешь до конца своих дней. Из цирка к нам пришел. Силовой жонглер.
— А что в цирке — надоело?
— Выперли за нарушение трудовой дисциплины. Медведя самогонкой накачал. Зверю, понимаешь, на арену, а он лыка не вяжет. На четырех лапах и то стоять не может — какой уж там хула-хуп крутить. Режиссер орет, дрессировщик с кнутом вокруг бегает, помощники суетятся… А тут как раз Солома появляется, с очередной банкой. За добавкой, оказывается, бегал. Его в тот же день — на улицу без парашюта.
— Сильно. Слушай, а почему ты — Пикассо?
— По причине необразованности. Это единственный художник, чью фамилию наши неучи в состоянии упомнить. Кроме Петрова-Водкина, разумеется.
— А при чем тут художник? Из-за того, что Репин?
— Нет, брат. Художник — это не тот, кто Репин, а тот, кто картины пишет.
— Пикассо у нас тоже картины пишет, — усмехнулся Быков, просунувшись через канаты и подходя к ним. — Вот сдашь экзамен — сможешь оценить его произведения. Тогда и поймешь, почему Пикассо. А пока что, если готов, милости просим на ринг. Для начала сразишься с нашим меньшим братом…
И Леха, мрачно улыбнувшись, кивнул на все еще возлежавшего на табуретках Соломина.
Спустя несколько минут Быков и Репин уже сидели на полу возле канатов, с интересом наблюдая за боем и изредка обмениваясь короткими комментариями, словно телекомментаторы.
— Техника, конечно, не шибко, но удар хорошо держит.
— Это потому, что Солома не бьет толком.
— Ха… Если бы Солома всех новичков бил толком, кто б вообще у нас работал?
— Он просто не может. После пикника еще в себя не пришел. Но парнишка все равно молодец. Помню, я с Соломой спарринговал, так он попал один раз. Хорошо попал — башка дня два гудела, словно ведро водки выжрал… О — Николаич!
К бойцам, наблюдая за происходящей на ринге драмой, подошел командир отряда Иван Николаевич Кленов, чье служебное удостоверение наверняка было настоящим.
— Ну, как кандидат?
— Да пока жив… — пожал плечами Быков. — Но на подходе…
— Я с ним в раздевалке немного переговорил. Парень вроде хороший. В детдоме вырос, потом — то ли лицей, то ли колледж, путаю все время… Техникум по-нашему. Потом — армия. Между прочим, в морской пехоте служил. Снайпер. Нам такие нужны.
